Десять стихотворений месяца. Январь 2025 г.

Если вы пишете стихи, можете принять участие в конкурсе в феврале (подробности – в Живом Журнале «Клуб друзей газеты “Истоки”» https://istoki-rb.livejournal.com/207136.html). Желаем успеха!

 

Елена ХАТИПОВА, г. Уфа

* * *

Смычок мой – продолжение руки,

И кисть, и трость, и волос: всё едино.

Медовый отблеск лака вдоль щеки,

И танец пальцев гибко-лебединый.

Пускай твердит слепая гопота,

Что классика отжившая не в моде.

Я та, кто с глади нотного листа

Озвучивает клинопись мелодий,

Которым чужд попсово-звонкий лоск.

В них дух иной – заоблачно-певучий.

Я души ваши разминаю в воск

Сердечно-мягкий, тёплый и тягучий.

Я трепетная дека, тон струны,

Волна вибраций, женщина и скрипка.

Во мне живёт и отзвук тишины

И Моцарта бессмертная улыбка.

 

Александр АНДРИЕНКО, г. Нефтекамск

Я – голос

(Почти по Вознесенскому)

Я – голос.

На неудобную плотность и полость

Уютная тишина раскололась.

Я – голос.

 

Я – совесть.

Рапирный укол нанести я готовлюсь

В бесстыдную гордость.

Я – совесть.

 

Я – горесть.

Зерно меж душою и сердцем перемололось,

Чтоб дать полновесный колос.

Я – горесть.

 

Я – кротость.

С левой убрав непослушливый волос,

Подставлю, рукой не прикроюсь.

Я – кротость.

 

Я – стойкость.

Стращают пусть Деймос и Фобос,

Объем превращая в плоскость.

Я – стойкость.

 

Я – голос.

Для тех, кто хлебает – не сладок, не солон –

Я режущий лед металлический полоз.

Я – голос.

 

Вера ДОРОШИНА

* * *

Оглянешься – и слов не подобрать

с качающейся паперти перрона,

плывущего в метельное вчера.

Вот-вот, и я до поручня дотронусь,

 

и поезд вздрогнет, тронется умом

вдоль пряничного здания вокзала.

Стучи-стучи, мой всеприимный дом

и сердце босоногое по шпалам –

 

чух-чух, чух-чух – летим-летим с тобой

по рельсам закольцованной дороги

сквозь этот дым над заводской трубой,

сквозь этот быт промзоновский убогий –

 

не потому ли мне не по себе,

а по тому, кто так упрямо дышит,

растапливая ледяной асбест

на промелькнувших сгорбившихся крышах.

 

Ира ЯКИМЕНКО, г. Москва

Пятнашки

Порою мне кажется, где-то на свете

Остался в то место счастливый билетик,

Где с прошлым грядущее стрелки замкнут

В пятнадцать часов и пятнадцать минут.

Там молодость с ветром играют в пятнашки,

Знакомый маршрут и монетка в кармашке

И время застыло, как в банке гуашь:

Девятый подъезд и четвёртый этаж,

Вот – лифт и десятка ступеней фантомы,

Качели, скамья у панельного дома,

Вот – гроздья рябины дрожат на весу

За рядом киосков (их позже снесут),

Срываются вниз под дыханием Оста...

Сосед (он утонет потом в девяностых)

В беседке вкушает игристый «Салют»,

У мусорных баков степенно клюют

Сердитые голуби хлебные корки

И бабушка смотрит в окно из-за шторки

(Она ещё зрячая, хоть и едва)...

Шуршит у подъезда сырая листва,

Короткие тени резки и контрастны

И прыгают школьники в галстуках красных,

Раскинув ладони под струи дождя,

С разбегу взлетая, смеясь и галдя

Над мелкою сеткой асфальтовых трещин –

Их ровно пятнадцать. Всё ярче и резче

Петляет за капель холодным зерном

Тропинка вдоль школы... Вот вход в гастроном,

Где хлеб, молоко и сырковая масса –

Вдали отражается очередь в кассу

В глазах у девчонки, что платит за бублик

Монетой с гербом, где пятнадцать республик...

Она – это я, но в начале пути.

Ей тоже пятнадцать и всё впереди.

 

shvedovav

Наш городок

Наш городок, нет, не убогий,

такой совсем обыкновенный.

Вот кособокий пароходик

его пронзает внутривенно

через плотвяную речушку.

Отдав здоровье политуре,

на берегу бузит пьянчужка,

грозя разводом бабе-дуре.

Ну что за глупые угрозы!

На площади пасутся козы

и на мультяшки валят дети

в ДК им. Сакко и Ванцетти.

Где был завод, теперь пустырь.

Вдали сыреет монастырь,

уставший, побывавший складом,

но ставший вновь монастырем.

Гляжу в окно, чаруясь садом,

бухаю с Петькой-звонарём.

Мы всех счастливее на свете.

Вдруг в форточку домушник-ветер

дыхнет дождем и для довеску,

как будто невод, занавеску

закинет в мокрый небосвод.

За хвост хватай-тащи! – и вот

созвездье Рыбы – мой улов

на фоне крыш и куполов!

 

Елизавета ВИОЛОНОВА, г. Пенза

* * *

Ночь, которая – день,

День – от сумерек сер,

Плоскостям площадей

Снятся, так же, как всем,

 

Сны о небе, а мне –

Детский путь через север –

В мир, где всё – по вине

Не моей… По Москве

 

Ходит призрак слепой,

Ходит призрак из сна,

Тень – дорогой святой –

От окна до окна,

 

Носит сердце моё –

Да в кармане плаща,

Время – просто проём

Меж «привет» и прощай» …

 

Остальное – простор,

Вечность, вечностей круг,

Тяжело о простом

Говорить, слишком крут

 

Спуск по склону листов

Ежедневника, рук

Дней сплетённость – восторг,

Смесь расплавленных руд

 

Неизвестности – и

Извещённости – о

Том, что кончатся дни,

Но не канет никто

 

И ничто – в Лету, ты

Это знаешь, потом

Сам прочтёшь с высоты

Жизнь – дописанный том…

 

Виктория ГАНЕНКОВА, д. Давыдово

* * *

У зимы поблажек нет.

Только горечь, только свет,

Только глянец пусто-яркий,

Только память о подарках.

Было, было, но когда?

Ускользнувшие года

Рассыпаются по полу,

Просто бусины со сколом.

 

Виктория ЧЕРКАСОВА, г. Кумертау

Античный (к)лубок

Гомер циклопу глаз не одолжит...

Циклоп не знал, что зорко только сердце

А Прометей обкрадывает Зевса

Огонь горяч... Ожёг... Где подорожник...

Помог ль огонь Психее, разбудив

Амура, та жестоко поплатилась

От монстра, может быть, освободилась,

Но был тот монстр дьявольски красив...

Огнём фигурки Прометей ожег...

И глина стала наполняться дрожью,

К скале прикован, не Сизиф, но тоже

Наказанный, он понял, как поток.

Стихии бьёт, и может, Прометей

Попав рукою сам в огонь Зевеса,

К скале прикован, духом вдруг вознесся,

Стал ближе к пониманию людей...

 

Тимур АБИЗГЕЛЬДИН, Австрия, г. Санкт-Файт на Глане

* * *

Ненастоящие цветы из темноты подвала

На солнце выцветшими лепестками смотрят.

Иногда все их слёзы – мои.

И невозможность их лить...

 

Их безумец зачем-то храниться оставил

на подоконнике, ровно напротив гордого сада живых

Цветов, и закатов, кардиограммы

Холмов и горной гряды.

 

Иногда я совсем, как они.

Сам в себе – без тепла и любви.

Мёртвый, но вечный, скелет мой увечный

Скалистой стеною стоит:

 

Лапы в лохмотьях хвойного леса,

Ребра за плотной туманов завесой

И позвонки каскадом из серых,

Шлифовынных ветром вершин.

 

Или закат я живой, скоротечный –

Столь же прекрасный, сколько беспечный –

Золотое сияние на облаках

Разворошённых душевных богатств

И между ними неба лазурь,

Как ни в одной из картин.

 

Краски пронзительны до онемения,

Но в ликование ярких видений

Уже проникают, внедряются тени –

Под лучом уходящим, последним

Погибает и снова рождается мир.

 

День за днём исступлённо глазеют

Мы неживые на нас живых.

Из каждой тени и каждой щели

Внемлют радости и тоске

Глазами, которых нет.

 

День за днём их тени всё больше

В нас заслоняют свет.

 

Юрий САЙФУЛЛИН, Республика Башкортостан, Алкино

* * *

Я был на Пискаревке, видел близко

Могилы ленинградцев... сколько их!..

У них еще война, блокадный голод длится,

Хотя их нет давно среди живых...

 

Стараюсь на́ людях я чувства прятать,

Но память, память в сердце столько лет,

Седая женщина (я вижу) в скромном платье

Кладет на холмик драгоценный хлеб...