Утро
Светло прохладно и светло
ты беспечален и немолод
и свеж и чист и зелен город
всё не напрасно протекло
* * *
Нет ничего, кроме зыбкого вечера –
Июльского – до небес,
Парка дубового, духа соснового:
Город и лес.
Травы духмяные, тропы вечерние –
Древний, извечный пейзаж, –
Жизнь, одиночество, счастье, терние,
И пониманья мираж, –
Этой единственной, что скоро закончится –
И понесётся, закрутится вспять!
Вдруг между кадрами снова захочется –
С грубой грозой, с тополиными почками –
В городе дальнем дрожать.
Лесом, парком
Какие-то детки,
и деткины мамки,
и маткины дядьки,
свернувши баранки –
болтливы, вихлясты,
шумны, как цыганки,
их зреют в колясках –
слюнявцы, зассанки…
В тени – комарыльцы:
скуласты, носасты.
Папашки-кормильцы.
Два. Оба – с коляской.
Младенцы в колясках –
глазасты и глупы,
им челюстью клацнешь –
ощерятся зубом.
Две мелких сестрицы
(головки – с пучками)
в узорчатых платьях –
сверкают зрачками.
У каждой – сосалка
в большом кулаке.
Оближет – до палки.
Вся палка – в руке.
В футболке мужчинка –
похож на ковбоя,
пузатый, что кринка,
и две – за кормою.
Крупён и башкирист,
сияет как джин,
мирён, незадирист,
зане – семьянин.
С дочуркой-козявкой,
та – с веткой на плечике, –
грозит мне за явку
мою ей навстречу.
Поцокал, поклоцкал –
наладил контакт…
О, детка, ты – блошка!
(юрка для атак).
Кругом молодёжи
моржовый галдёж,
мощи старожилов:
«никак не помрёшь»
2
И в каждой коляске – младенец,
грядущий и зубодробильный.
Но может быть, он – парикмахер
и дамских усов – брадобрей?
Весь в памперсах он, как гостинец,
и шаг его в жизнь – семимильный,
и вьются сусальные ахи
макушкой его эмпирей.
И мамки кудахчут, как пташки,
(их прелые ляжки), лужайки
лесные, и мошки, и ряшки –
фамильных наследий грешки.
Да будет вам музыкой чудной
небитая ваша посуда,
и море, и соска, и судно,
и гавань, и праха сундук.
Ах, жизнь! Ты – горнист-барабанщик.
Ты вьёшься, как глист. Как обманщик –
изменчива, и неподсудна –
как преданной суки глаза.
3
Как преданной муки слеза.
Танцы у воды
Кавалеры и дамы
(Почему-то не в юбках),
И вольеры, и дамбы,
В тюбетейках – урюки,
В душегрейках младенцы,
Их – в дойках – мамашки,
Молодайки в голенцах,
Их – в сланцах – парняшки,
Пионерка из гипса
(Перепевы из твиста,
Старички Кукрыниксов),
Поцелуи горниста –
В пионеркины щёчки,
Что пылают, как топки,
И литавры пощёчин,
И шипучие пробки;
Мускулистые икры,
И задор ягодичный
(Их курносые биксы,
Их подручный отличник),
И ранет, и каштаны,
Бархат неба и танго,
Кавалеры и дамы
(В летней пене – так жарко!), –
Травы свежего трипа,
Шум волны в складах тела,
И дыханье, и липа:
Все – как ты и хотела.
* * *
Высоко кружат две птицы,
различимые едва,
мне б под липою забыться
(небо, дождика вода)
Только слышу, шумный топот:
мимо вестница невзгод,
на кривых ногах, как робот,
кем-то сломанный, идёт.
Высоко кружат две птицы,
различимые едва,
хочешь в небе раствориться?
как тебе – её беда?
* * *
Парком иди:
Затяжной поцелуй
На скамейке
Стадии, зоны слились
В Эроса линию
Бесконечную
На сигаре
Фрейд пролетел
Любовником Марка Шагала
Маткой и харей:
Предел
* * *
Не пойму я, что за звуки
Долетают со двора,
То ли крякают лягушки,
То ли квакает кряква?
Если скажите: ворона
Крякоквакает, страшна,
Там, на веточке зелёной,
Как зловещая клешня, –
Даже спорить я не стану –
Надо слышать эту драму!
Про собаку
1
Бэлой я её назвал,
Глазки чёрны, как у серны!
Вывожу гулять усердно,
Посещаем кинозал.
/Адам с собачкой/
2
Счастье – кросс бежать с барбосом,
Ночь бежать и даже день,
Грызть пельмень, увлёкшись кроссом,
Плавать в озере Ильмень.
/Пёс барбос и необычайный кросс/
3
Утро доброе – с кроватки
я нырну в халатик, в тапки,
потянусь, слегка курноса,
и отчмокаю барбоса.
/Дама с собачкой/
на мотив советской песенки
я спросил приязненно
ты моя любимая?
мне в ответ как хрясь она
била больно била
била долго есть за что
думала убила
вдруг очнулось решето
улыбнулось хило
* * *
Дети, не стекающие в пол,
Тем и хороши уже, что дети,
Им семейство – ангелов есть хор,
Их семьей и школой не прибейте.
* * *
Утро доброе, ае,
Лишь деревья на траве,
Пахнут горько тополя,
Дождь идёт, иду и я.
* * *
Я вскочил и вымыл пол,
Не сыграть ли в волейбол? –
Поразмыслил и не стал –
Только стихик накатал.
* * *
Стыжусь перед брюнетом
Того, что я блондин,
Перед семьи сегментом
Стыжусь, что я один,
Но иногда, под небом,
Я чувствую: лечу! –
С черемуховым снегом...
Не на прием к врачу.
* * *
В лето солнышко вернулось
Так, что птичка улыбнулась –
И пошла свистать по ветке,
Слухоедка-сердцеведка!
* * *
Я попал под ливень, град,
Не скажу, что очень рад,
Но старался не рыдать,
Не тонуть или всплывать.
Стихи о прекрасной драме
Дама спросила: чего я печальный?
Я поразмыслил: да это упрёк!
Даму ударил ногой я буквально –
Сначала вдоль, а потом поперёк.
* * *
И.М.
С зелёной веткой за окошком
спасибо нищему жилью, –
где, вдруг настигнут вечным прошлым,
я снова плачу и пою.
Те умерли или далече,
тот предал или изменил,
один средь отческих могил –
июньский дождь сутулит плечи.
Читаю прописи Твои:
незыблем крест лишь деревянный,
под ним, под холмиком любви,
счастлив покойник покаянный.
* * *
Не усвоив запоздалых уроков любви,
Так и не научившись прощать,
Она превратится
В обычного
Ангела ненависти.
Волосы выкрасит чёрным,
Примет отчужденно-жестокий вид,
Чтобы мстя тебе за все свои обиды,
Нанесенные ей кем-то
В детстве, в юности,
Задолго до знакомства с тобой,
Выглядеть еще убедительней.
Её злобной,
Слишком демонстративной
Самонадеянности
Хватило бы на третью мировую.
Но мог ли ты рассчитывать
На персональную
Газовую камеру?
Всё это
Случится с тобою потом,
А еще потом –
Станет совсем неразличимым,
Почти незаметным,
Словно этого и не было
Никогда вовсе –
Ни её несчастной мести,
Ни твоей растерянной жизни.
Ты скажешь, а наш ребёнок? –
Чтобы только показаться себе
Не вполне бесполезным,
Не окончательно одиноким.
Ну, что же,
И эта твоя,
Разбитая ею
(Причинённым ей
Некогда злом)
Последняя надежда
На взаимность
Ещё долго
Будет казаться тебе
Реальной