Десять стихотворений месяца. Октябрь 2021 г.

Если вы пишете стихи, можете принять участие в конкурсе в ноябре (подробности – в Живом Журнале «Клуб друзей газеты “Истоки”» https://istoki-rb.livejournal.com/187095.html). Желаем успеха!

 

Никита БРАГИН

 

На пристанях

 

На пристанях, на росстанях

толкучая тоска,

и ропоты, и россказни,

и серая река,

но словно из убежища,

в разрыве темных туч

синеет небо свежее,

и льется светлый луч.

 

Глядишь, по-детски веруя,

что в золотой дали

до края, полной мерою

вся благодать земли.

Горит в лукошке солнечном

медовая роса,

и вплоть до самой полночи

не гаснут небеса.

 

Ложится отсвет палевый

на облачный свинец,

а север плачет заревом,

как Господа венец.

Душа все бескорыстнее,

а краски все щедрей,

и льется евхаристия

небесных янтарей.

 

На миг забыв о хлопотах

сквозь годы я смотрю,

сквозь хлопья черной копоти

в полночную зарю.

Как будто после волока

на стрежень и вперед!

Как будто дальний колокол

за окоём зовет!

 

БАБКА ЛИДКА, г. Омск

 

Глухарь

 

Говорил мне вчера: «Выходи за меня,

Год-другой поживём, не тоскуя».

Тихо так бормотал, следом всё семеня,

Как глухарь, обречённо токуя.

 

Только я отвечала ему: «Отвяжись,

До тебя никакого нет дела.

Для чего мне свою укорачивать жизнь?»

А душа вдруг – запела, запела!

 

А душа вдруг запела последнюю песнь,

В ожиданье последнего лета.

Хорошо, что мы рядом, хотя бы вот здесь,

Ведь жених мой – давно уже где-то...

 

Он ещё бормотал, а потом, на углу,

Прислонился, болезный, к сараю,

И тогда кто-то в сердце вогнал мне иглу,

С нею я и сегодня шагаю.

 

Евгения НОСОВА, г. Белорецк

 

*  *  *

В этот век непридуманный, горький, ничей

Мы оплатим работу своих палачей.

 

И, последнюю мелочь считая в горсти,

Вряд ли сможем понять и не сможем простить.

 

Для своих стариков, для себя, для детей

Слишком долго мы ждали хороших вестей.

 

Но кончается время, исчерпана жизнь.

Мы считаем в горсти миражи, миражи.

 

И, безвольной душой обратясь к небесам,

Ждем, когда этот мир переменится сам.

 

Виталий ШЛАБОВИЧ, Беларусь, г. Браслав

 

Озёрный вальс

 

Звёздные капельки – детства мечты –

Ночь расплескала на глади озёрной.

Ясной росой напоила цветы

И разогнала туман

 

Месяц янтарный повис над землёй,

Светит над миром извечный дозорный.

Ветер утихший и словно ручной.

Душу окутал дурман

 

Город старый, город милый,

Сердца радость, сердца грусть.

Голубой и белокрылый –

Вековая Русь.

 

Утро развеет ночных мотыльков.

Солнце игриво к воде прикоснётся.

Волны умоют бока островов

И берега в камыше.

 

В тающей дымке и в сонных лесах

Птиц разнопенье в единство сольётся,

И разольётся рекой в небесах,

Новым дурманом в душе.

 

Город старый, город милый,

Сердца радость, сердца грусть.

Голубой и белокрылый –

Вековая Русь.

 

Юрий САЙФУЛЛИН, г. Уфа, пос. Алкино

 

*  *  *

Деталей почти не видно,

Лишь белый, молочный цвет...

Цвела за дорогой вишня,

Как облачко на траве...

Прекрасней виденья нету,

А, может быть, где-то есть...

Но эта в цветах невеста

Всех краше была невест

Для ясеня у калитки,

Ведущей в мой старый дом...

Три года мечтал он с лишком

Стать вишне той женихом...

Но широка дорога

Меж ними, как Млечный Путь...

Листвою встречались только,

На ветках лелея грусть...

Чтоб стать их счастливым роком,

Пришлось самому решить,

Иль ясень мой за дорогу,

Иль вишню пересадить...

Я вишню в осенний вечер

Пересадил, как раз

Чтоб вечной была их встреча...

Но вишня не принялась...

Весной ни цветка не вышло,

Смола лишь текла с ветвей,

Растаяла тихо вишня,

Как облачко в синеве...

А месяц минул, за вишней

(Такое вот, брат, кино),

Мой ясень любимый высох,

Роняя листву в окно...

Деталей почти не видно,

Лишь серый туман во мгле...

От ясеня с белой вишней

Пенька два торчат в земле...

А нужно ли было трогать,

Что богу лишь знать дано?..

В пустую глядит дорогу

Безлиственное окно...

Виктор МАНЬКОВ

 

Осенне-депрессивное

 

Осень оземь бьёт леденящим градом,

вырывая с корнем комочки почвы…

А с тобой в пути неотступно рядом

бесприютный ангел – разносчик почты.

 

Что в себе таит взгляд его печальный,

вид одежд поблёкших, поникших крыльев,

и какой направил его начальник,

чтоб недужил болью земной, как былью?

 

Он бредёт и бредит, в озноб кидая

никому неведомой тёмной силой,

ну а может доля его такая,

чтоб его с сумой по земле носило.

 

Он такой убогий, такой ранимый

с непосильной ношей повесток-писем,

а за каждой строчкою чьё-то имя,

где от воли Вышнего всяк зависим.

 

– Погоди, болезный, не жги наружу

внутренней струною надежды рваной,

дай почистить крылья, одежду, душу,

да твои земные заштопать раны.

 

Как бы не зашёл уже ум за разум

от лишений с тяжкой сумой-виною,

там у вас, наверное, нет заразы,

что накрыла твердь чумовой волною.

 

Наши маски-мысли врастают в лица,

мы врастаем в землю, чтоб с небом слиться…

 

Эвелина БРОННИКОВА

 

фасад и кровля

 

"мир фасада и кровли" спасёт

от съезжающей крыши

и поможет снести с телефона

фотографии бывшей.

ты найдёшь, кому скидывать котиков, выдр и лис,

а листья наконец высыхают,

как чипсы

за пятнадцать рублей по акции.

ещё будет порох в пороховницах,

ещё будет, куда деваться.

и битва продолжится,

даже неважно:

в очереди в аптеку,

в торговый центр

или к мороженщику.

 

это только в легендах всё ладно слажено

и как положено,

а у нас вечный хаос среди вечной осени,

и чипсы хрустят,

но наша любовь не по акции.

мы идём мимо "мира фасада и кровли"

и ловля

травинки в стоге иголок

уже не покажется адом,

ты рядом,

а значит, всё будет в порядке –

даже с фасадом

и даже с кровлей.

 

Наталья ПАРТОЛИНА, Белоруссия, г. Витебск

 

*  *  *

Утро намочил едва

дождик торопливый.

На комоде – Крапива,

во дворе – крапива.

В жгучей травке – суть вещей,

это не бирюльки.

Наварю крапивных щей

полную кастрюльку.

Два яичка, молоко –

вот омлет зеленый.

Вкусно, быстро и легко,

но горят ладони –

жжется мой зелёный хлеб,

добрая крапива.

И пока он на столе –

братья, будем живы!

___________

 

(Примечание: Кондрат КрапивА – белорусский советский поэт, баснописец)

Сергей ЛАСУНОВ, Турция, г. Алания

 

Пиццерия Чезаре

 

В пиццерию Чезаре я заходил почти каждый день, стояло лето.

Палил об сигарету сигарету,

и думал: когда-нибудь она – от стойки до меня, –

как иногда я, до стакана до вина,

до последней кружки пива, –

не добежит, средь столиков плутая.

Подружка вожделенная

у всех на побегушках,

на виду. Споткнётся об косой,

как мой задумчивый, о взгляд, о ноги,

которые иногда протянуты в проход и ряд,

а иногда вкривь и вкось,

кое-как, торчат

из-под перепутанных маленьких столиков.

И она, летающий ослик-трудоголик,

от стойки огромную пиццу не донесёт.

Тонкая как спичка, которые я не люблю зажигать,

но всё-таки иногда зажигаю,

когда тухнет сигарета в глубокой

фирменной задумчивости, а равно – и в дурацкой

пепельнице от Чезаре.

Девушек таких, совершенно платонически,

я люблю как девочек, как пиццу,

которую я беру, что бы оставить ей чаевые.

А сам смотрю на свои длинные ноги, в проходе,

что всем мешают и вот-вот станут причиной катастрофы

для других, неуклюжих,

несоразмерных моим прихотям

официанток, которые не освоили левитацию.

Но перед ней я прячусь, сворачиваю ноги –

уменьшительно-ласкательная деградация.

А она – всё прыгает, всё летает,

радуя глаз отсутствием

выпуклых форм

слона, в которого можно превратиться,

работая и питаясь

исключительно у Чезаре.

Я оставляю блюдо, и скромные чаевые.

Она берёт следующий заказ

у седого завсегдатая:

джентльмен выпорхнет ногами,

устраиваясь поудобнее...

Её куцый зад – весь её феномен –

елозит упорно

в дыму сигар, сигарилл, сигарет, мелькая

голым брюшком.

Вот что я видел последнее,

готовясь покинуть навсегда пиццерию,

пока не умер от невероятной кухни

гостеприимного, великолепного, синьора Чезаре.

 

Ирина САВЧЕНКО, Белоруссия, г. Минск

 

"На осенней паутинке..."

 

Я поймать пыталась лето

В сеть осенней паутинки,

Но неслось оно по свету

Неприкаянной былинкой.

 

Усмехалось и вздыхало

Озорное мирозданье

И пророчило устало

Наше с летом расставанье.

 

И каштанами бросался

Беспокойный шумный город.

Озираясь, забирался

Холодок ко мне за ворот.

 

И выплясывал на коже

Зайчик солнечный румянцем.

И смеялся день погожий

Над забытым школьным ранцем.

 

Кувыркались неуклюже

Детства яркие мгновенья.

И купались в теплой луже

Расписные отраженья.

 

А осенний лист вращался

И кружил над нами низко,

И шуршал, и спотыкался –

Рыжий призрак ретро-диска.

 

Обнимал тайком, балуясь,

Ветер стан осинки кроткой.

Бабье лето шло, красуясь,

Величавою походкой.

 

И вышагивали ножки,

Демонстрируя обновки.

И на лаковом сапожке

Грелись божие коровки.

 

А росинки на травинках –

Дробь летучего стаккато –

Догорали с паутинкой

В искрах тлевшего заката.

 

Наряжал сентябрь спешно

Вечера в густую просинь,

Целовал украдкой, нежно,

Наступающую осень.

 

Полыхало охрой в вальсе

Платье тающего лета.

Умоляла я: "Останься!"

Но не слышала ответа.

 

Лето ласково глядело

Изумрудною грустинкой.

Жизнь моя за ним летела

Вслед – осенней паутинкой.