В наших предыдущих работах мы постарались обосновать тезис о реальном существовании в историческом пространстве особой культурной ойкумены – единой Pax Turana (Тюркский мир), охватывавшей внутренние просторы Евразийского материка [Шарипов, Хайруллин, 2007].
Как великая китайская цивилизация в Юго-Восточной Азии и римская цивилизация в Западной Европе, цивилизация древних тюрков на протяжении многих веков играла консолидирующую роль в глубинных районах Евразии. Важной вехой в истории цивилизации древних тюрков следует считать период раннего Средневековья – VI–VIII вв. н.э. Именно в это время закладывались основы древнетюркской государственности, достигли своего наивысшего расцвета грандиозные кочевые империи – каганаты. Как правило, государственную и культурную традиции каганатов большинство исследователей связывают со сравнительно небольшим этносом, который появляется как бы неожиданно на глазах у удивленных соседей. В китайских летописях упоминания нового этнонима – тугю (тюкуэ) появляются примерно с V в. н.э. По их сведениям, род тугю возглавлял Ашина, который вместе со своей небольшой ордой в 500 семейств откочевал от китайской границы к южным отрогам Алтая, где его племя обрело наконец-то спокойные пастбища. Основным его преимуществом перед другими «варварскими» (по мнению китайских хронистов) племенами, сыгравшим немаловажную роль в их дальнейшей исторической судьбе, было то, что они в совершенстве освоили выплавку железа. Первым упоминанием об этом факте является сообщение о том, что тугю добывают железо в горах Алтая и даже платят дань железом жуань-жуаням, вассалами которых они тогда являлись [Киселев, 1951, с. 495]. Это еще раз подтверждается китайским известием середины VI в. о том, что, отказывая в сватовстве усилившемуся вождю тюрков-тугю, предводитель жуань-жуаней Анахуань, по-прежнему уверенный в своем могуществе, ответил: «Ты, мой плавильщик, как осмелился сделать такое предложение?» [Там же, с. 495].
Свое название, по одной из версий, тюрки-тугю получили от формы Алтайских гор, напоминающих шлемы (тюкуэ по-монгольски означает шлем). Имя Ашина – якобы тоже монгольского происхождения и, по всей видимости, означает волк [Гумилев, 1993, c. 22]. Из китайского источника 40-х гг. V в. н.э. мы узнаем версию о том, что тугю происходят из племени Со, которое некогда обитало к северу от хунну. Первоначально их было 70 братьев. Старший из них, Нишиду, родился от волчицы и обладал способностью вызывать ветры и дожди. Его женами были дочери лета и зимы, первая из них родила ему четырех сыновей, от которых и произошли тугю [Киселев, 1951, c. 493].
По другой версии, слово «тугю-тукю» – китайская транскрипция слова «тюрк-ют», то есть тюрки с монгольским суффиксом множественного числа. Орда князя Ашины, по мнению Л.Н. Гумилева, состояла из монголоязычных сянбийцев, бежавших в предгорья современного Монгольского Алтая, заселенные в ту эпоху племенами, происходившими от хуннов и говорившими на диалектах древнетюркского языка. Произошедшее смешение дало начало процессу этногенеза тюрков-тугю [Гумилев, 1993, с. 22, 24]. Некоторые современные исследователи не совсем согласны с теорией Гумилева о привнесении монгольской «пассионарности» на тюркский Алтай воинами князя Ашины [Бадгутдинов, 2001, с. 66]. Как бы там ни было, присутствовал или нет монгольский элемент на первых этапах этногенеза тугю-тюкуэ-тюркютов, бесспорно одно – формирующийся народ дал начало именно древнетюркской, а не монгольской государственной и культурной традициям.
Как уже упоминалось выше, первое время тугю-тюркюты находились в вассальной зависимости от разбойничьего государственного образования Жужань (жуань-жуаней), но уже в середине VI в. н.э. окрепли настолько, что обрели независимость и сами стали на путь экспансии и гораздо более успешной [Гумилев, 1993, с. 27-30].
После разгрома Жужани в 554 г. перед тюрками открылась дорога в Среднюю Азию. Почти молниеносно покорив Семиречье, Центральный Казахстан и Хорезм, к 555 г. они вышли уже к Аральскому морю. Заключив союз с державой Сасанидов, в 563-567 гг. тугю громят государство эфталитов. Срединная Азия оказалась под полным контролем нарождающейся империи тюрков [Степи Евразии..., 1981, с. 29].
В 70-е годы VI в. Великий Тюркский каганат простер свою власть вплоть до Северного Кавказа и приазовских степей. Каган Истеми (именуемый в византийских хрониках Дизавулом) установил дипломатические отношения с Сасанидским Ираном и Византией. Однако в дальнейшем в результате кровопролитных войн и междоусобиц Великий, по-другому – Первый, Тюркский каганат распался, разделившись на Западный и Восточный. Восточный каганат в результате недальновидной политики Шаболио-кагана подпал под власть Китая [Там же, с. 29].
В то же время апогея своего могущества под властью кагана Датоу (бывшего правителя западного крыла Великого каганата – т.н. тардуш-хана) достигает Западный каганат, который вновь вскоре подчинил себе все тюркские племена Великой степи – вплоть до Южного Урала. Центр каганата находился в Семиречье. Весь тюркский народ делился на десять подразделений, называемых «стрелами», и вся система в совокупности именовалась «он ок будун», положив начало традиционному для многих тюркских народов административно-территориальному делению [Там же, с. 29].
Однако середина VII в. оказалась неудачной и для Западного каганата. При кагане Ашина-хэлу он потерял независимость и признал вассальную зависимость от Танской империи (каганат народа табгач, как его именуют рунические тексты), которая, впрочем, во многом была номинальной и скорее напоминала федеративные отношения. Впоследствии возвысившийся Тибет фактически отделил тюрков от Китая [Там же, с. 29].
Тюркские племена тугю и теле тем не менее не смирились с потерей независимости. В результате ряда восстаний каганат был восстановлен. Второй Тюркский каганат, вновь объединивший и восточных (теле) и западных тюрков, просуществовал с 682 по 744 гг. Начало его взлета связывается с именами каганов Ильтереса (Гудулу), Капаган-кагана (Мочжо) и др. В 711 г. легендарный полководец Тоньюкук громит государство тюргешей, возникшее было на руинах Западного каганата, а в 712 г. тюрки сыграли решающую роль в судьбах Срединной Азии, но, несмотря на это, Самарканд (Афрасиаб) и другие города Согда им отстоять не удалось, тем не менее каганат стал тем мощным щитом, который остановил на востоке грозную экспансию Арабского халифата.
Наивысшего расцвета Второй каганат достиг при правителе – принце Кюль-Тегине, провозгласившем каганом своего старшего брата Бильге [Киселев, с. 30] (Л.Н. Гумилев считает, что Бильге, т. е. «знающий», «мудрый», – результат неправильного перевода и что следует читать его имя как Боке, т. е. «могучий, великий», но это опять-таки спорное мнение) [Гумилев, 1993, с. 114].
Однако после смерти царственных братьев и полководца Тоньюкука, образовавших блестящую триаду, в 30-40 годы каганат приходит в упадок. Центробежные силы вновь одержали верх, сыграли свою роль и поднявшие голову внешние враги. В 742 г. коалиция уйгуров и басмылов нанесла поражение кагану Озмишу, который бежал и в 744 г. был убит [Степи Евразии..., 1981, с. 30].
Так пал Второй Тюркский каганат, на развалинах которого возникла новая степная империя – Уйгурский каганат (745-840), сохранявший гегемонию над степями в течение века, пока ее не перехватило государство кыргызов, сумевшее продержаться вплоть до XIII века, пока лавина воинов Чингисхана не сокрушила его, положив тем самым конец эпохе великих тюркских государств раннего средневековья [Там же, с. 30].
Роль, которую сыграли Первый и Второй Тюркский каганаты в исторических судьбах тюркской этнокультурной общности, неоценима. Степные империи тюркютов впервые в истории средневековья объединили в рамках единого государства большинство тюркоязычных этносов, и это государство вызывало страх и трепет у врагов. Дружбы с тюркскими каганами искали даже гордые ромеи – византийцы. Неоценимо значение каганатов в консолидации тюркоязычных племен, и многие из них, такие как уйгуры, карлуки, огузы, кимаки, болгары, хазары, вписавшие немало страниц в историю евразийских степей и положившие начало многим современным народам Европы и Азии, основной заряд своей этнической, политической и культурной активности получили именно в момент, когда все они плавились в одном огромном тигле, имя которому – Империя Тюрков.
Завоевательные походы Первого и Второго Тюркских каганатов распространили на необъятные территории – от Великой Китайской стены до рубежей Византии – общие культурные традиции как в материальной, так и в духовной сферах, засвидетельствованные целым рядом источников. «Общность пантеона, мифологии, обрядности, архаических верований и суеверий тюрко-огузских племен Центральной Азии и гунно-болгарских племен Северного Кавказа и Придунавья является одним их характерных проявлений имперской культуры, отражающей не столько границы политического влияния, сколько формирование за их пределами общих мировоззренческих категорий» [Васильев, Горелик, Кляшторный, 1993, с. 38]. Следует отметить, что эти складывавшиеся на протяжении веков общие мировоззренческие категории явились предпосылками к осознанию этнического и культурного единства древнетюркских племен, что, в конечном счете, привело к созданию тюркских империй, в границах которых происходят полная консолидация и становление древнетюркской цивилизации. В эту эпоху среди тюркских номадов Азии и Восточной Европы распространяются общие идеалы государственного строительства, широкое распространение получает руническая письменность.
Наличие собственной уникальной письменной системы, как известно, является «визитной карточкой» любой крупной цивилизации. Л.Н. Гумилев, развивая тезис Энгельса о варварстве и цивилизации, в своем монументальном труде «Древние тюрки» отмечал, что «высшая ступень варварства, как известно, начинается с плавки железной руды и переходит в цивилизацию в результате изобретения буквенного письма и применения его для записывания словесного творчества» [Гумилев, 1993, с. 63].
В настоящий момент существует множество версий происхождения рунической письменности, большинство из них стараются объяснить феномен древнетюркской руники как нечто заимствованное. Однако, как бы там ни было, существование собственной письменности у древнетюркских номадов раннего Средневековья и, более того, широкое распространение письменной грамотности в их среде свидетельствуют о достаточно высоком уровне развития степной цивилизации древних тюрков, что ставит ее в один ряд с другими евроазиатскими цивилизациями, существовавшими и развивавшимися в ту же историческую эпоху. Древние тюрки эпохи каганатов, так же как и их ближайшие соседи, имели развитое мировоззрение и общественно-политическую мысль [Шарипов, 2015, с. 21].
Наличие таких весомых маркеров, как развитое мировоззрение, общественно-политическая мысль и другие формы литературы, зафиксированные в письменных носителях, дошедших, что как нельзя более ценно, до нашего времени, наталкивают на мысль о корреляции процессов развития древнетюркской государственности и эволюции духовной культуры тюркских номадов первого тысячелетия н.э.
Между тем оценки государственности древних тюрков со стороны ряда исследователей выглядят весьма предвзято. Особенно это характерно для трудов советских историков сталинской эпохи. Крупный исследователь Л.П. Потапов, например, считал Тюркский каганат «непрочным военно-административным объединением, временным союзом различных кочевых племен под гегемонией тюркских каганов, не имевших своей экономической базы» [Потапов, 1953, с. 94]. Примерно такую же оценку дает Е.М. Мелетинский: «...тюркоязычные племена вплотную подошли в своем развитии к феодальной государственности, но в силу специфических исторических условий так и не поднялись выше мощных племенных союзов» [Мелетинский, 1963, с. 251].
К сожалению, советская наука, внесшая свой весомый вклад в изучение тюркских народов и их предков, создав огромный задел для дальнейших исследований в области истории материальной культуры, языкознании и литературоведении – трех главных китов, на которых до недавнего времени зиждилось здание классической тюркологической школы, тем не менее, не избегла шор европоцентризма и предвзятого подхода к истории тюркской этнокультурной общности. Пытаясь вогнать историю кочевников Евразии в рамки Марксова учения об общественно-экономических формациях и упорно распространяя мерило классовости на все явления культуры – равно материальной, как и духовной, советская тюркологическая школа стремилась рассмотреть феномен степной древнетюркской культуры как явление, в целом так и не преодолевшее рубежа, отделяющего первобытность от развитых «цивилизованных» обществ, и застывшее на стадии «варварства» (по классификации Моргана – Энгельса) [Морган, 1924; Энгельс, 1945]. Для своей эпохи это было актуально – необходимо было как-то обосновать тезисы о скачке отсталых народов из первобытной и феодальной формаций прямиком в социализм.
Между тем беспристрастный анализ древнетюркской культуры эпохи каганатов заставляет прийти к выводу о довольно высоком уровне развития философских, политических и религиозных воззрений, которым сопутствовала широко распространенная письменная грамотность и приобщенность населения к другим достижениям цивилизации, что довольно удивительно, если продолжать считать древних тюрков только что вышедшими из колыбели первобытного мира.
Источники и литература: