Первым делом – самолеты…

Очень был тронут тем, что из сельской школы, где я до призыва год учительствовал, приехала на экскурсию и зашла со мной повидаться группа учащихся во главе с физруком Володей Мартыновым. По такому случаю мне выдали увольнительную, мы все вместе посетили Казанский Кремль, посидели и поговорили в летнем кафе «Мороженое». Тогда я, пожалуй, впервые остро почувствовал, что только в разлуке с родным домом по-настоящему понимаешь, как дорог тебе твой дом и как трогательно внимание земляков.

По окончании ШМАСа нас разбросали по действующим авиационным частям. Мы почти всем взводом попали под Пермь, где базировались два полка ракетных сверхзвуковых истребителей-перехватчиков – главным образом, МИГ-17 и СУ-21. Пресловутых «прелестей» дедовщины я, можно сказать, не испытал, так как наш набор держался дружно, к тому же парни были интеллектуально развитые, со средним и высшим техническим образованием. Да и командир нашего подразделения майор Пилипенко совершенно не терпел даже малейших отступлений от воинского Устава.

Тем не менее, однажды мне пришлось пойти на серьезный риск. Дело в том, что в Перми тогда жил с семьей мой старший брат Гена, и я выпросил 12-часовое увольнение в город, чтобы побывать у близких родственников. За встречу, как водится, выпили, и меня с непривычки развезло. Вечером сноха Валя проводила до КПП, я тихонько прошмыгнул в свой отсек казармы. Мой добрый сосед по койке свердловчанин Витек Болдин, узрев мое состояние, решился доложить вместо меня дежурному офицеру, что, мол, рядовой Поздняков из увольнения прибыл. Расчет был на то, что лейтенант-первогодок не всех знал в лицо. Конечно, оба здорово рисковали: в случае провала меня могли откомандировать в свинарник военного городка – выращивать хрюшек для солдатского стола, да и корешку бы перепало. Но, пронесло!

Летчики, люди мужественные и великодушные, относились к нам, технарям, душевно и просто – по-товарищески, ведь от качества обслуживания матчасти напрямую зависели не только выполнение оперативных заданий, но и сама жизнь пилотов. По крайней мере, не припомню с их стороны ни насмешек, ни придирок, ни тем более хамства.

Меня определили в группу ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть) механиком ПКО (приборно-кислородного оборудования). Занимались выполнением регламентных работ в зависимости от количества часов налета. Через полгода службы на новом месте мне довелось участвовать в передислокации нашего авиаполка МИГов на север Тюменской области, к Обской губе, откуда было удобно осуществлять барражирование (патрулирование в воздухе) над Северным Ледовитым океаном. Мы на себе испытали, каково переместить все хозяйство полноценной авиационной части. Задача усложнялась тем, что в ангарах ТЭЧ постоянно велись конструкционные доработки эксплуатируемых самолетов, поэтому разного железа, станков и механизмов было очень много. За трое суток почти без сна и отдыха мы загрузили целый железнодорожный состав. Исправные истребители перебазировались на своих крыльях, техобслугу и остальной личный состав переправили в огромном холодном дребезжащем чреве небесного тихохода.

Гарнизон, в который мы прибыли, еще только обживался, так что на первых парах довелось испытать немало трудностей бытового характера. Серьезные проблемы доставляла вечная мерзлота, то там, то тут рвались подземные коммуникации, вынуждая снова и снова вгрызаться в твердый, как камень, грунт кирками и ломами, чтобы вскрыть аварийный участок. Другая беда – повышенная влажность атмосферы из-за большой заболоченности. Отсюда – грибковые заболевания, долгая незаживляемость ранок и царапин по причине нехватки кислорода.

Кормили нас сытно, но однообразно, упирали на макароны и перловку-«кирзу» с томатным подливом или квашеной капустой. На снабжении сказывалось то, что продукты из-за отсутствия дорог доставлялись воздушным путем, а погода часто выдавалась нелетная. Разумеется, наши истребители – перехватчики уходили в небо в любую погоду, строго по графику несли свою вахту над необъятными просторами Арктики.

Кроме исполнения обязанностей по основной специальности мы ходили и в различные наряды по охране объектов жизнеобеспечения. Мечтой каждого срочника было заступить на суточное дежурство в офицерскую (летную) столовую. Здесь позволялось пожарить картошечку, спроворить омлет, насладиться кофе с шоколадом. А вот наряд в солдатскую кухню не любили почти так же, как разгрузку угля для котельной. Мало удовольствия в том, чтобы ночь напролет чистить полугнилые овощи, мыть вручную сотни алюминиевых тарелок, ложек и кружек, отдраивать от нагара огромные котлы.

Периодически, примерно два раза в месяц, выпадал черед охранять с оружием в руках строения ТЭЧ, капониры (земляные укрытия самолетов) и боевую технику на аэродроме. В то время уже применялись при посадке тормозные парашюты, но все равно взлетные полосы были настолько длинны, что по постам нас развозили на машине.

Зимой на разводе дежурный офицер обычно внушал нам: «Неподалеку – лагерная зона, случаются побеги. А что нужно зеку? Ваш полушубок, ваши валенки и ваше оружие. Не исключены и диверсии, так что смотреть в оба!». Впрочем, «диверсанты» наведывались к нам только в летний сезон и только женского пола. Дело в том, что большинство мужчин этого края имело привычку согреваться спиртом, отчего испытывало стойкую зависимость от алкоголя, и женщины окрестных селений пытались по ночам соблазнить солдатиков на улучшение северного генофонда.

Мы все были дети огромной единой страны, и национальный вопрос вообще никого не напрягал. В нашей группе АО, например, служили ребята семи национальностей, а своими близкими друзьями я считал украинца Легуту из Херсона (запросто крутил «солнышко» на перекладине), литовца польских кровей Кривицкого из Ростова (отлично разбирался в хитроумных технических схемах) и удмурта Потапова из Саранска (мог на коленке отремонтировать часы любой марки). Дружба народов воспринималась как данность, и никто даже не допускал мысли, что может быть иначе. Хотя случались и досадные исключения из правила. Скажем, кавказцы, которые занимались, в основном, хозработами, по натуре люди и впрямь горячие, взрывные. Однажды некий Кацо, сверкая ножом, ворвался в спальный корпус с диким рыком: «Зарэжу!..». Полроты повскакало на второй ярус кроватей, некоторые сиганули в окна. Оказалось, такую вспышку гнева вызвало то, что на кухне у горячего парня не приняли смену – по той причине, что усмотрели на вымытой посуде жирную пленку. Помню, что успокоил горца только дежурный по части, вынув пистолет из кобуры.

Надо сказать, что у меня по службе тоже было не всегда гладко. И все из-за моей рассеянности. До сих пор с внутренним содроганием вспоминаю об одной серьезной оплошности. При выполнении регламентных работ в кабине пилота я, как обычно, вскрыл приборную доску, убедился в надежности фиксации шлангов на штуцерах, сверил показания навигационных приборов, внес соответствующие записи в контрольный журнал и вновь закрепил панель на болты. Как на грех, полетел на этом истребителе еще не опытный курсант. Через двадцать минут от него на землю поступило тревожное сообщение: «Стекло прибора «уровень горизонта» залило черными потеками. Вероятна трещина в корпусе прибора…». Руководитель полетов принял решение посадить МИГ по радионаведению. Приземление прошло удачно. При поиске причины обнаружили за приборной панелью … шариковую ручку, из которой на высоте, в разреженной атмосфере, выдавило пасту в щелочку именно над прибором «горизонт», имеющим подвижный шарик с маслянистой жидкостью (!). За свою забывчивость я получил целую неделю нарядов вне очереди на самые незавидные работы.

Справедливости ради замечу, что от досадных ошибок не застрахован никто, человеческий фактор не зря называют самым важным. Как-то полетел на задание признанный ас – зам. командира полка подполковник Н. В воздухе у него заглох левый двигатель. Вместо кнопки «принудительный запуск» он нажал расположенную рядом – «пожаротушение». Двигатель быстро запенило, и запустить его уже не представлялось возможным. Боевой машине грозил турбулентный разлом. Хорошо, что Н. не потерял самообладания. Рассчитав силу и направление ветра, он вывернул закрылки и элероны на нужный угол и сумел-таки посадить истребитель на одном двигателе!

Несмотря ни на какие трудности, воспоминания о двухгодичной службе в армии у меня все-таки больше положительные. Может, оттого, что это была молодость, а, может, оттого, что я чувствовал себя причастным к защите Отечества. Это было время взросления, обретения ответственности, осознания себя значимой единицей в общем строю войск ПВО.

Сегодня, глядя на то, как уверенно и профессионально работает российская авиация в небе Сирии, на дальних подступах к нашей границе, уничтожая опорные базы ИГИЛ, с гордостью отмечаешь, что она стала еще более грозной силой, которая способна защитить от любых посягательств.

 ВЫНОСКА:

Летчики, люди мужественные и великодушные, относились к нам, технарям, душевно и просто.