+23 °С
Ясно
Все новости
ЛИТЕРАТУРНИК
3 Октября 2019, 19:53
Идолология и эстетик. Часть седьмая
Алексей КРИВОШЕЕВ О поэзии и концепции журнала «Сутолока» Продолжение
Александр ЗАЛЕСОВ, «Осенний свет». А. Залесов филолог по образованию, он знаком и с эзотерикой, и с импрессионизмом, и экспрессионизмом – по-своему, творчески, изнутри. Его стихи несут на себе некое, в случае удачи, единство этих трёх моментов знания. Этим они и очаровательны. Другая грань его поэзии – некоторый эксперимент. Он добавляет смысловой остроты его выразительным строчкам, иногда резким, ломающим ритм. Иногда неожиданно комичным, это тоже часть эксперимента. Может быть, не самая удачная (эффект незапланированного комизма). При лапидарности, яркости и глубине смысла лучшие стихи поэта достигают своей выразительной цели и неслоновьих ушей читателя, неожиданно поражая его гармоничным эффектом:
НАДГРОБИЕ ДЯГИЛЕВА
Мне будет сон.
В нем мне привидится
город, причастный всех тайн сотворения.
Это Венеция,
вечная вдохновительница
наших успокоений.
Великолепные стихи.
Ильдар КУДАШЕВ, два верлибра и Альбина АХМЕТЗЯНОВА – детские стихотворения. Обаятельная подборочка.
Анатолий СТОЛЬ, «Спасение».
Первое стихотворение о «живой душе» утверждает важнейшую мысль, что одна только «живая душа» способна спасти многие неживые души. И это
действительно так… Далее следует лирика с мотивами для неё традиционными. Это вера, любовь, человеческая доля, даже есть дидактика:
У меня в глазу бревно.
Я не вижу его вовсе.
Может, это и смешно,
Но смеяться надо после.
Вижу я всегда не то.
Даже как-то неприлично.
Вижу темень, где светло,
И не верю себе лично.
Алексей КРИВОШЕЕВ, «Возвращайся в свой город». О себе говорить в объективной манере трудно или невозможно, поэтому передам буквально то, что говорил о поэте Алексее Кривошееве его издатель и критик Александр Касымов. От себя скажу только: мне важна метафизическая и мистическая сторона предмета поэзии, как выражение единственной, живой, духовной реальности, включающей в себя все другие возможные миры. Таков изначальный побудительный мотив, интуиция моего творческого искания, сколько себя помню. А помню я себя эпизодически ещё младенцем... Он и говорить не умел, а уже кричал, когда его пеленали, чтобы не стягивали намертво в кокон из пелёнок. Поэтому для меня целью поэзии всегда было освобождение моего глубинного «я» от материальных пут, от тавтологии логико-физических законов этого мира, их противоречий. Разрешение всего этого в гармонии.
А. Касымов незаслуженно высоко отозвался о творчестве А. Кривошеева. Он сказал ему при встрече в 1998 году, что ждал появления такого поэта лет пять, после встречи и публикации им стихов поэта – А. Банникова (умер в 1994). Что у них обоих, как он выразился, «конвертируемая» поэзия и её можно публиковать в столичных культурных издательствах, а не только в провинциальных. А. Касымов проиллюстрировал своё впечатление от знакомства с поэзией А. Кривошеева: «У меня – сказал он, – была вот такая литературная линейка (тут он отмерил в воздухе руками полметра), а у А. Кривошеева – вот такая» (тут он щедро отхватил метр). Эта, отчасти юмористическая, оценка свидетельствует, конечно, о внутренней свободе и щедрости самого А. Касымова, которые возникают в избранных душах от любви к искусству, а не к себе самому. Стихи А. Кривошеева в «Сутолоке» даны в первой редакции.
Мария ГАЛЬПЕРИНА, «Почему горит свеча». Мало сказать, что это гармоничные, прекрасные стихи – их нужно читать, получая от самого прочтения удовольствие.
Станислав ШАЛУХИН. В некотором смысле противоположно позднему абсолютному отчаянию банниковской музы, странно брезжащему надеждой – усталое, но восторженное, очарованное дарование другого замечательного поэта.
С. Шалухин не меньше Банникова был умучен мрачной бессмысленностью (за отменой живого духа) многолетней жизни в СССР. Вот его строфы, четверостишья из журнальчика:
* * *
Я плавлю в кулаке металл.
Но как я, господи, устал.
Меня не надо убивать.
Однажды просто лягу спать.
На 15 сентября 1993
Мечтает поэт отдохнуть от бессмыслицы жизни, тяжелее которой, быть может, ничего нет.
* * *
Интернационал играют.
О, траур бравурной меди...
Замученные лишь знают,
что жизнь пострашнее смерти.
15 сентября 1993
* * *
И попал я в страну дураков
и дурацких ее колпаков.
И чем выше дурацкий колпак,
тем смешней и... страшнее дурак.
1993
Но поэт неустанно ищет выхода из злостного, безбожного абсурда этого мира в образах космической, осмысленной красоты, не зависимой от нашего низкого и убогого мирка с идолком в кровавом уголке. И здесь его стиль становится отрешённым, углублённо-созерцательным, проникающим в благую, умную сущность вещей и мироздания, в образную сердцевину смысла материальности.
О, дуб этот черный средь снега и зноя!
Здесь молния пала в горящей сорочке,
когда разметалось пространство ночное
и сжалось в одной ослепительной точке...
На 4 октября 1985
* * *
Как улыбаются вода
и крылья бабочек, когда
пускает солнце корабли
и пар восходит от земли...
На 4 октября 1985
Радость жизни здесь выражена вполне пластично, наглядно. Она не рукотворна и в своей красоте.
Трудность для становления такой поэзии была в том, что для неё в Уфе не было своей школы. Но символистский, как у С. Шалухина, уровень выражения требует большого мастерства и знания так называемой метафизической манеры письма, выучки у неё. В начале ХХ века были поэты-мистики, глубочайшие выразители небывалых, неслыханных вещей и сущностей. А. Блок, В. Иванов, В. Ходасевич, Г. Иванов. Но визионеров в истории вообще было немного. С уходом русских символистов – духовная почва этого глубинного мироощущения стала иссякать, хотя не исчезла. Мандельштам, Пастернак, Тарковский, Заболоцкий и немногие другие поэты советского времени подхватили её и по-своему развили.
Уфимские поэты, полуофициальный или вовсе андеграундный слой (они есть и в Касымовском издании), тоже крайнем усилием добирались до сущности вещей в искусстве, до самой вещности слов и выражений.
Но в Уфе этот опыт, часто трагический, работающий напрямую с хаосом общей жизни, был почти неизвестен. Легковерная публика видела в неофициальных поэтах часто одну неприглядную сторону. Хотя это не была частная сторона их. Это была реакция на чудовищную фальшь официоза (неизбежного, как зло). Но администрация с лёгкостью вешала на них всех собак. Их делали ответственными, «козлами отпущения». Таланты оказывались повинны в общественном зле. Поскольку не скрывали его, как требовала партийная дисциплина, а честно выражали. И поэтический дух в иных избранниках мучительно жаждал и тосковал по истине и красоте. Ибо он, дух живой, в них-то и жил.
С. Шалухин в своём поколении, старших Банникова поэтов, был одним из таких страстных «постников», духовидцев, ищущих подходящую форму для выражения прекрасного, невидимого физическим оком. Нужно было вырастить новый символистский орган для шестого чувства, для трансляции и выражения сверхмирового «пространства». Проникнуть в невыразимую глубину смыслового ряда, за пределы материальной выраженности. В дух живой. Проникнуть и выразить. Задача непосильная в одиночку. С. Шалухин искал таких учителей, но не находил или находил с опозданием, с трудом, с разочарованием… Это была драма его жизни, о которой вряд ли вполне догадывались окружающие его люди, кроме немногих, близких по духу.
Поэтому, из-за прерванности великой символистской традиции, не всё у С. Шалухина одинаково удачно получалось – хватает и общих мест, иногда как будто не достает вкуса. Как всем нам, пишущим.
Врасти руками в птичьи крылья,
вдохнуть свободу и размах,
и петь, и плакать без усилья,
и жить в сосновых теремах.
На 4 октября 1985
Здесь образ перегружен натуралистичностью изображения. При внешней грандиозности образ скорее громоздкий, чем убедительный для выражения естественной лёгкости. Громоздкий он и в смысле грамматики, множественных чисел: «жить в сосновых теремах». Множественное число ради рифмы.
Множественности в образе в избытке, но не достаёт единственности, центрирующей смысл сквозного для стихотворения образа. Всего много – и рук, и крыльев, и теремов, нет лишь единственной и желанной цельности, дающей гармоническое удовлетворение… Повторяю, причина не в даровании прекрасного поэта С. Шалухина, а в неосвоенности великой школы поэзии русского реализма и её символической потерянности. Сам символизм никогда не исчезал бесследно, он есть даже в математике. Но в отличие от науки, выразительницы общих мест и всегда частичных концепций, искусство универсального высказывания, поэзия, сильно пострадала в СССР. Отсюда часто встречаемое в советское время стихотворческое дилетантство окраин. Либо столичная вычурность, игровое эстетство, растерявшее живую реальность, чистую энергию духа. Героичная уже сама попытка С. Шалухина воссоздать подлинную русскую поэзию:
МОЛИТВА
Я прожил все. Мне нечего желать.
Дойти домой и рухнуть на кровать,
закрыть глаза и больше не проснуться…
О, господи, дай женщины коснуться!
1985
Здесь важнее всего обращение к божеству, молитва о некоем касании, которое иному касанию – рознь. Не всякого касания всякой женщины взыскует поэт. Но последнего, чистейшего, идеального. Другие стали обыденностью. Поэтому молитва, обращение к божеству, вечной женственности, о которой знают мистики и поэты. А не просто прямая просьба у конкретной гражданки женского пола. Если это нужно кому-то объяснять... С утратой глубинно-проникновенного, символического видения, боюсь, что необходимо пояснить. И прежде, чем коснуться – не проснуться… Для внимательного читателя здесь бездна смысла.
Читайте нас:
© 2024 сайт газеты "Истоки". Все права защищены.
Газета «Истоки» (Республика Башкортостан, г. Уфа), информационно-публицистический еженедельник, выходит с января 1991г. Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (РОСКОМНАДЗОР)УЧРЕДИТЕЛИ: агентство печати и СМИ РБ, РОО Союз писателей РБ, ГУП РБ ИД "Республика Башкортостан"
Главный редактор
Айдар Гайдарович ХУСАИНОВ
8-(347) 272-60-66
Заместитель главного редактора
Василий Артемович КОРОВКИН
Телефон
8-(347) 272-60-66
Эл. почта
Адрес
450079 Уфа, 50-летия Октября 13, этаж 7, каб. 714 и 719