Памяти Бахыта Кенжеева

Жаркой июльской ночью 1980 года в глухой деревеньке, в которой я родился среди гор, тенистых лесов и прохладных ручьев... так вот, жаркой и душной ночью июля я слушал вражеские голоса по радио, когда вдруг заскрежетало, заскворчало, как яичница на сковородке. Это умер Высоцкий.

Зарубежные голоса были тогда информационным полем, в котором пребывали чуть ли не все жители страны Советов. Побочным результатом действия этого поля стали новые поэты. Благодаря политике детанта они получили возможность выехать на Запад и как-то там устроиться по жизни. А еще, и это было главным, у них появилась возможность транслировать свои тексты на благодарную аудиторию.

Видите ли, поэзия – это обаяние. Слушатель текстов считывает не смысл, а эмоцию, интонацию, некое чувство. Все это вместе и есть обаяние. И вот отношение к людям, которые читали свои стихи по ночам, сложилось именно тогда. И когда СССР исчез со своими советскими монстрами поэтическими, логично стало на их место водрузить вот эти голоса. Что и произошло.

Кстати, знакомство с текстами новых поэтов разочаровывало большей частью, но перебить обаяние сочувствия, сопричастности друг другу в темной советской ночи не могло.

Теперь это чувство ушло. Это обаяние больше не работает.

Кончина Бахыта Кенжеева, не последнего из той когорты новых поэтов, не ставит точку. Просто это последний всплеск. Дальнейшее – молчание.