Может, иностранную литературу на утилизацию?..

Фёдор Михайлович Достоевский, вот ведь не угодил, – попал под санкции, или почти попал. Что-то экстраординарное произошло в Миланском государственном университете (Университете Бикокка). Как пишет La Stampa, в вузе строго-настрого запретили изучать творчество Достоевского, поскольку он соотносится с русской нацией. Однако, после неожиданной волны критики самих учащихся, шквалом обрушившейся на руководство, пришлось переменить это не соломоново решение. Руководство под интенсивным напором сдалось… лапки задрали вверх.

О возмутительном инциденте цензуры рассказал в социальных сетях профессор Паоло Нори, читавший курс лекций о Достоевском. По его словам, администрация университета запретила ему продолжать занятия, посвященные русскому писателю. "Мне хочется плакать, думая о запрете курса. Подобного рода цензура нелепа! В Италии пороком является быть не только живым русским, но и мертвым русским", – заявил Нори, в прошлом году опубликовавший книгу, посвященную жизни Федора Михайловича. Попало этому бедняге. Однако прошли сутки, как снова мысли потекли в обратном направлении у руководства университета, как мы знаем.

Гигантских размеров русофобия, что же… начнут и книги сжигать на кострах, в скором времени. Им не привыкать. Ну, прёт их! И элементарно рождается мысль: а что, если нам попробовать поворчать в сторону, скажем, Уильяма Шекспира, Франсуа Рабле, Мольера… Зачем якобы они нам? С проволочкой вопрос, безусловно. С искусом. Но нет же, на аналогичные глупости и микроскопического шага не сделаем. Не доросли до сего безобразия мозговой своей косточкой. И потом, мы до сих пор осознаем: культура всё-таки отделима и независима от этой дьявольской политики. Не нам забивать гвозди европейской или американской культуре. Мы ещё любим книжки почитывать. И неважно, из какой страны, государства автор. В том числе, каким бы русофобом он не являлся, ибо творчество в приоритете.

Но стоит особо подчеркнуть: для меня лично, на самой вершине горы всё-таки пребывает русская классическая литература: Тургенев, Достоевский, Пушкин, Короленко, Гончаров, Салтыков-Щедрин и прочие отечественные литературные гении, а уж на подступах к горе всё остальное. Мне так проще, мне так удобнее и ближе – к анфиладам души. Но при сём осознаю, что и знать-читать необходимо и Теодора Драйзера, Марка Твена, Олдоса Хаксли… Для постижения хоть какого-то противовеса, для заполнения опять-таки имеющихся пустот. Да, зарубежная литература, большей частью, превалирует иными ценностями – материальными ценностями. Якобы как хорошо уметь грамотно зарабатывать свою денежную бумажку. Но над своей «слабостью» они и насмехаются, и критично (иногда) смотрят исподлобья.

Но здесь рождается другая думка. Всё-таки зарубежная литература имеет корни… коренья, которые растут как ни удивительно (дерзкое умозаключение, конечно) именно из русской литературы. Многие западные авторы черпали своё вдохновение у Фёдора Достоевского, Антона Чехова или Льва Толстого. Благодаря их могучим произведениям, они выискивали что-то свое – для своего творчества. И в целом, редкий найдётся иностранный писатель, который не читал хоть что-нибудь из русской классики. Не мог он пройти мимо, никак.

В подтверждении (а возможно и в опровержении) выложу здесь несколько высказываний западных (и восточных тоже) авторов о нашей литературе.

Антуан де Сент-Экзюпери – «Воспоминания о некоторых книгах». В пятнадцать лет я напал на Достоевского, и это было для меня истинным откровением: я сразу почувствовал, что прикоснулся к чему-то огромному, и бросился читать все, что он написал, книгу за книгой, как до того читал Бальзака.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд в письме дочери. Если ты хочешь изучать эмоциональный мир – не сейчас – но, может быть, через несколько лет – прочитай «Братьев Карамазовых» Достоевского. И ты увидишь, каким может быть роман.

Герман Гессе в письме другу. Внешне германский и славянский тип представляются родственными. У обоих – одна и та же склонность к мечтательности и мировой скорби. Но славянину недостаёт веры в свою мечту, в своё дело и прежде всего – в самого себя. Тургенев мастерски изобразил характеры такого рода в Нежданове, Санине и других.

Томас Манн в письме школьному товарищу. В 23–24 года я никогда бы не справился с работой над «Будденброками», если бы не черпал силу и мужество в постоянном чтении Толстого. Русская литература конца XVIII и XIX вв. и вправду одно из чудес духовной культуры, и я всегда глубоко сожалел, что поэзия Пушкина мне осталась почти что недоступной, так как у меня не хватило времени и избыточной энергии, чтобы научиться русскому языку. Впрочем, и рассказы Пушкина дают достаточный повод восхищаться им. Излишне говорить о том, как я преклоняюсь перед Гоголем, Достоевским, Тургеневым. Но мне хотелось бы отметить Николая Лескова, которого не знают, хотя он великий мастер рассказа, почти равный Достоевскому.

Альбер Камю из записной книжки. Те, кто вскормлен одновременно и Достоевским, и Толстым, кто одинаково хорошо понимает их обоих, не испытывая затруднений, суть неизменно натуры опасные как для самих себя, так и для окружающих.

Кадзуо Исигуро. До сих пор я больше интересовался Чеховым: точным, который тщательно контролирует тон. Но я иногда завидую полному беспорядку, хаосу Достоевского. В этом беспорядке есть что-то очень ценное. Жизнь беспорядочна. Я иногда думаю, должны ли книги быть такими аккуратными?..

Ханья Янагихара. У меня есть теория, что каждый ценитель литературы любит какого-то одного русского писателя: поклонники Гоголя не любят Толстого, например, а толстовцы считают, что Достоевский – слегка дутая фигура. Я сама привержена Чехову (отчасти потому, что он был врачом, а я всегда интересовалась тем, как думают врачи). Недавно я перечитывала «Чайку», «Вишневый сад» и «Дядю Ваню» в переводе Майкла Хейма, но моя любимая интерпретация «Дяди Вани», которой я отдаю дань в «Маленькой жизни», – это адаптация Дэвида Мамета в постановке Андре Грегори, по которой режиссер Луи Маль снял фильм «Ваня с 42-й улицы».

Помимо прочего, тяготеют к русской классике и некоторые голливудские звёзды: Джонни Депп, Орландо Блум, Дэниэл Рэдклифф, Джим Кэрри, Джордж Клуни, Дэвид Швиммер и многие другие.

И, пожалуй, достаточно. Но подобных высказываний, признаний в любви к российской литературе хватает по самую макушку. И разумеется, это всего лишь высказывания, щепотка слов. Кто-то рассудит точь-в-точь таким образом. Но если идти далее, плывя подальше от привычных берегов… или утверждая своеобычную истину: к примеру, не существовало бы наших книг классиков-писателей, поэтов, то неизвестно в каком бы состоянии пребывала иностранная литература в наше время, и в веке двадцатом. Да, в отличие от иностранной литературы мы малость припоздали. В веке 18-м только-только заговорили всерьёз о российской литературе: Тредиаковский, Державин, Фонвизин, Капнист... пошли ростки полным ходом. Но в дальнейшем коловращении достигли немыслимых вершин в веке 19-м. И плотно, навсегда вошли в багаж мировой культуры. Но что происходит сейчас? Долой Достоевского, Чайковского, композитора? Здесь явно что-то не то… Их книги на утилизацию? Но, повторюсь, каким же надо быть идиотом, с ушибленной головой, чтобы идти на резонанс, в противоречие с собственной душой, но лишь бы угодить происходящему «цельнометаллическому» сумасшествию. И зачем, зачем смешивать общественную культуру с повесткой, превращать её в несъедобный винегрет? А как же тогда дышать, глядя в сторону солнца?