Святое чувство – патриотизм. Часть первая

Для меня, журналиста, немало сделавшего для увековечения подвигов защитников Отечества, для сохранения их памяти, тема патриотизма очень близка и важна.

Если разобраться, какие только темы не подняты, какие только события не вплетены в сюжет этого произведения эпического размаха, состоящего из трёх романов! Порой даже кажется, что невозможно сразу охватить всю широту поданной информации. Но после прочтения книги, когда её содержание укладывается в голове, а волна впечатлений – в душе, понимаешь умом и сердцем, что каждая строка, каждое слово данного произведения, пронизанного глубокой философией и мелодией языка, описанного своеобразными средствами изображения, хорошо продуманы, служат одной цели – проявлению его народности. И одновременно радуешься за успех автора, испытываешь гордость за страну и народ, которые одарили его силой духа, богатством языка для написания такой книги!

Трилогия посвящена Женщине, Матери, Учителю. Главная героиня Нурия является носительницей этих трёх ипостасей. Также нужно отметить характерные черты творчества Гульнур Якуповой – это чарующие картины природы, возведённой до уровня отдельного живого образа. Завораживают и волнуют сердце пленительные истории любви. Словом, в этой книге немало материала для отдельных трудов, подробных исследований.

Тема патриотизма является краеугольным камнем трилогии «Женщины», играет неоценимую роль в раскрытии её идейного содержания.

В первом романе, озаглавленном «Девочка», смышлёная фантазёрка Нурия предстаёт перед читателем девчушкой с широко распахнутыми глазами и душой. Она с малых лет задумывается о смысле жизни, интересуется историей своего рода и своей деревни. С возрастом расширяются горизонты взглядов и мыслей, её уже интересуют судьбы народа и страны. Надо сказать, автор по-матерински заботливо растит свою героиню, предвидя, что ей предстоит стать уважаемой личностью.

Понаблюдаем этапы формирования мировоззрения маленькой девочки через некоторые отрывки из произведения.

«…Когда очнулась от размышлений, взрослые, давно забыв про дедушку Бурехуккана и его охоту, тихонько обсуждали другое. Прислушалась и поняла, что разговор идёт о Сталине. Я знаю Сталина, это его портрет висел на стене, напротив папиной фотографии. Они всегда, сколько себя помню, смотрели друг на друга. Я глядела на них ещё в колыбели. Взрослые каждый день показывали пальцем на папу, но почему-то никто никогда не объяснял мне, что за усатый дядя напротив. Наверное, ближайший наш родственник, раз его изображение украшено самым нарядным полотенцем? Когда мне было года три, кажется, я спросила у картэсэй:

– Кто это?

– Сталин.

– Он твой папа или папа Зульхизы-олэсэй?

– Он – отец всех народов, вождь, – ответила картэсэй и, посадив меня на нары, пошла во двор хлопотать по хозяйству. А я долго смотрела на отца всех народов, пока не уснула…

Вспомнив это, навострила уши: что там ещё говорят о Сталине взрослые?

– Недавно ходила в магазин, несколько фронтовиков о нем весьма горячо спорили. Видать, перепив бражки. Как не боятся, что их могут услышать!? Говорят, что Сталин, зная о грядущей войне, не готовил армию…

Картэсэй притихла, а отец продолжил:

– Вам тут, в глухой деревне, не все известно. А я на службе многое понял. Будь он более дальновидным, избежали бы мы многих страшных потерь, война была бы не такой кровопролитной.

– Один он все не мог предусмотреть, а вот где были его соратники? Они-то куда смотрели?

– Соратники? Они боялись и подобострастно молчали. Тех же, кто правду говорил, сгноили в лагерях. В тридцать седьмом самых талантливых командиров расстреляли.

– Ты говори да не заговаривайся, разве без Сталина мы победили бы фашистов?! – оборвала отца картэсэй, будто убеждая и его, и себя.

Отец начал опять:

– Вам, конечно, в глухой деревне…

Картэсэй не дала ему договорить:

– Что ты все твердишь, в глухой деревне да в глухой деревне?! Сам-то откуда родом? Господи, того, что мы тут в тылу хлебнули, иной солдат не испытал. Вон, соседку нашу, Гульбику, за горсть зерна отправили на каторгу. – Да… – протянул отец, – в сорок втором…

Неужели он, великан, повидавший моря-океаны, побаивается моей картэсэй?

Помолчав, спросил:

– Где Он?

И глазами будто ищет кого-то. А кого? Дома лишь мы трое.

– В надёжном месте, – насупилась картэсэй. – Ты, давай-ка, мне допрос не устраивай.

– Мама, нет уже никаких допросов, арестов, не бойся. И Его больше нет.»

Оказывается, они все ещё говорили о Сталине – отец искал глазами портрет усатого в кителе. А портрет со дня смерти вождя лежал, завёрнутый в кашемировый платок, на дне сундука картэсэй.

Помню как в тот мартовский день, когда умер вождь, она сильно расстроилась. Взяла меня с собой на митинг перед колхозной конторой. Там многие плакали… Я на обратном пути зашла к Мавлиде, а папа подруги не горюет о Сталине, наоборот, весь светится.»

Дальше Нурия начинает задумываться о трагедии войны. То, что маленькая девочка, не знавшая войны, вместо беззаботных развлечений глубоко задумывается о героизме народа, событиях на фронте, говорит о том, что она растёт настоящим патриотом.

Вечерами, помогая своей картэсэй убираться в конторе колхоза, она прислушивается к разговорам мужчин, собиравшихся у крыльца, закладывает эти беседы в свою память, чтобы в будущем вплести их в свои бэйэны:

… «О чем бы ни шла речь, то и дело всплывает слово «война» – как будто жизнь этих мужчин поделена на две половинки: до и после войны. Я представляю эти две половинки, как два берега огненно-красной реки, в которой течёт не вода, а кровь и горючие слезы. Наверное, так выглядит ад? Этот ад забрал сыновей моей Зульхизы-олэсэй, а также дядю Барыя, любившего мою маму. Из-за войны Гадиля-инэй умом тронулась. На войне потерял руку дядя Мансур. Рядом с клубом высится обелиск с длинным списком погибших односельчан. Мавлеткуловых там больше десятка, Надергуловых – пятеро, двое из них – мои родные дяди Рахматулла и Зайнулла. Проклятая война не только судьбу нашего села залила кровавым потоком, но и всей страны. Включишь радио – льются военные песни, откроешь книгу – там фронтовые стихи и рассказы…»

А как пронзительно звучат страницы о тоскующей по отцу девочке! Ограничусь эпизодом, где повествование автора о переживаниях Нурии буквально разрывает душу читателя:

«Как бы не веселили меня шутки подруги, с её уходом снова давят мрачные мысли: но почему же отец, бросив нас, уехал в такую далёкую Караганду? Даже по ночам этот вопрос не даёт мне покоя, во все глаза всматриваюсь в матицу: почему же картэсэй говорит, что она сломалась? На месте, вроде бы целая. Белого цвета в темноте, будто папино лицо. Вон его сине-зеленые глаза… смотрят на меня. Шёпотом обращаюсь к нему:

– Папа, папочка, возвращайся домой! Неужели не хочешь увидеть своего сына, маленького Камила? Он так похож на тебя, и дочка Камила – твоя копия. Мама наша мается с тремя сиротами при живом-то отце…

– Ты чего там бормочешь, Нурия? Разбудишь малышей, – говорит картэсэй, мы с ней лежим под одним одеялом. Ласково кладёт мне на плечо руку, желая приободрить.

Неужели я вслух говорила с отцом? Снова смотрю на матицу: те глаза – всего лишь тень от двух вишнёвых листочков, которая играет при свете луны. Да таких «глаз», оказывается, полно на потолке – и все они глядят на меня.»

Возвращаясь к основой теме своей статьи, хочу подчеркнуть: в произведении очень много ярких образов фронтовиков. Нурия заносит судьбу каждого из них в тетрадь своей памяти:

«Счетовод колхоза однорукий Мансур агай до позднего вечера стучал костяшками своих огромных счетов. После его ухода эти счёты долго висели на стене правления, как память о фронтовике. У некоторых, например, у дяди Заита со странной кличкой Счастливчик есть своя история, достойная отдельного рассказа. Он лишился на войне трёх пальцев руки, к тому же вернулся хромым. Так он часто рассказывал, как он обрадовался, что ему не только оторвало пальцы, но и в ногу попала пуля, так как потерявшим только пальцы грозил трибунал, как за самострел.»

В трилогии есть ещё один незабываемый персонаж – милиционер Самигуллин. Хотя ему уделено не так много места в общем объёме произведения, но этот образ выписан с огромным уважением. Его невозможно исключить из канвы произведения. Достаточно привести в пример только следующие страницы:

«Всем селом проводили в последний путь воина, ветерана милиции Самигуллина. В одной колонне с представителями из райвоенкомата народ прошёл по главной улице, стараясь попасть в ритм военного оркестра. Наверное, никто не остался в стороне, даже женщины с грудными младенцами собрались на прощальный митинг.

Да, есть чем добрым помянуть этого человека. В том, что в Тулпарлах жили спокойно, и страшные преступления лихих девяностых обошли село стороной, была неоценимая заслуга участкового. Он видел свою задачу не столько в том, чтобы принимать меры по совершенным преступлениям и отправлять бумаги в район, он старался предотвращать их. Даже когда он появлялся в школе – один его внешний вид служил для подростков предупреждением!

Пятьдесят лет прослужил Самигуллин в Тулпарлах. Беззаветно любил свою работу, но в первую очередь он любил людей!»

А каков образ фельдшера Аухата, повидавшего, как он сам признается, в полевых госпиталях такого, чего мало кто видел. Его ни с кем невозможно спутать. Работая в мирное время в сельской больнице, он вёл записи о наследственных заболеваниях своих односельчан, передал этот неоценимый труд своему последователю, молодому врачу. Разве же не являются эти строки своеобразным низким поклоном перед ответственной и беспокойной работой медицинских работников, щедро делящихся своим опытом с молодыми коллегами?

Кстати, в произведении присутствует несколько персонажей с медицинской профессией. И отрывки, рассказывающие об эпизодах из их практики, говорят о том, что автор знакома со многими тонкостями этой сложной профессии. В произведении встречаются также образы художника, военного, строителя, механизатора, доярки, печника, повара, продавца, почтальона, портного и представителей других профессий. И каждый из них выписан точно, со знанием дела. А моё небольшое отступление в данном направлении объясняется желанием раскрыть секрет любви читателя к «Женщинам» и ответить на вопрос, почему трилогия нашла поклонников среди людей самого разного возраста и самых разных профессий.

Продолжение следует...