Скоропомощник, или кисель

Ну, идеологически правильное — это с моей точки зрения. Я и кресты, и звезды (именно те, которые тут имеются в виду) люблю. Однако и хорошо написанные книжки люблю тоже . А с этим здесь имеются сложнее. Но как-то естественнее видеть в финале «Ясной Поляны» эту вещь, чем прошлогодний опус Саши Филипенко «Возвращение в Острог». Крайне тенденциозную по отношению к происходящему в стране, попросту злобную, да еще и написанную бойким и глуповатым пером КВНщика и комика. Нет, пусть все же Лиханов.

В книге две сюжетных линии. Одна — из жизни древних христиан, другая из жизни современной. Вторая вроде как документальная — история Героя Советского Союза, Валерия Буркова, ставшего в 90-е монахом Киприаном (но с художественными вольностями, герой, например, носит другое имя). В древней линии Киприан тоже главный, он священомученник, чья смерть описана очень красочно. Собственно, перед нами нечто вроде Плутарховых двойных биографий (при всей неоднозначности сопоставления канонизированного героя — и современного персонажа). Современная линия, на мой вкус поинтереснее будет. Как-то поживее. Зато в древней приведены — аж на целые страницы — слова молитв на древнегреческом и переведенных уже на русский кондаков.

Чтобы совсем все понятно было с самого начала, книге предпослано - и частично вынесено на обложку - предисловие режиссера Кончаловского. Оно само по себе высказывание будь здоров! Приведу фрагмент «Американцы убедили человечество, что – «время – деньги». Злокачественная идея, как метастаз. Время не имеет цены, его нельзя ни купить ни продать. Оно бесценно. И вы его владетели. И если вы хотите пожертвовать часть своей жизни для того, чтобы стать лучше, берите в руки эту книгу и читайте не торопясь...Это книга о спасении и бесконечной Любви. Книга – скоропомощник отчаявшимся. Духоподъемное произведение». При чем тут, казалось бы, американцы? Ан нет. И им прилетело! Публицистичность Кончаловского как-то органично стыкуется с настроем книги. Дмитрий Лиханов — сын знаменитого советского писателя Альберат Лиханова — много лет работал журналистом. И в книге это очень заметно. Склонность к лихим обобщениям; к ударным метафорам; к спрямлению что сюжетных ходов, что психологических мотивировок. Наконец, та самая идеологическая однозначность, которая более пристала очерку или фельетону, памфлету, в крайнем случае, мемуарам политического деятеля, чем художественному произведению.

Да ведь и сам автор пишет в начале о своем необычном герое, «старинном приятеле»: «мы повстречались и познакомились почти тридцать лет тому назад, в начале девяностых годов. Уже и тогда жизнь его достойна была литературного осмысления, однако, как это часто бывает, минувшие годы изменили этого человека до неузнаваемости, попросту превратили его в совсем другого человека...Прежде чем приступить к работе над романом, я о многом говорил с Валерием: почти двадцать восемь часов диктофонных записей... В какой-то момент я понял, что не стану писать документальную книгу. Жизнь Валерия окрылила меня, став лишь отправной точкой». Вот тут, как мне представляется, автор и свернул не туда. Ну — интересный герой, интересный материал для документально бестселлера… Так сразу и в прозу это помещать? Такое ощущение, что современной прозе сильно противопоказано изначальное изобилие фактуры. Она сама его создает из простеньких, бытовых историй.

Ну вот и вышла даже в стилевом отношении какая-то буря в стакане воды. Все бурлит, вспыхивает, катится потоком — но как на школьных уроках химии, а не в атмосфере. Литературные красивости сочетаются с суровым языком не то рапортов, не то репортажа, причем иной раз и на одной странице. «Утро пострига плавилось по горизонту малиновым киселем, от которого руины монастырские темнели поначалу зловеще, но через несколько минут тоже измазались киселем небесным, обрели сказочный вид. Осевший, в черных проталинах и оспинах снег; река под горой – в первых голубых полыньях; бурая зыбь тайги, что шевелится непрестанно ветвями старых дерев, приветствуя еще одно утро; сам воздух – терпкий от ранней сосновой почки, от речного дыхания, что нет-нет да и вырывается из-под ледяного спуда – все в мире уже дышало весной, жило ею, с каждой минутой приближаясь к торжеству света, горнему царству». Красиво, да? А все-таки - более всего запоминается из всего этого периода кисель.

РЕЗЮМЕ: Сдается мне, что прошли времена, когда подлинно художественная проза могла повлиять на читателя в мировоззренческом аспекте. (Да и были ли они вообще? Может, только в воображаемом золотом веке, когда литература заменяла все на свете). Глобальная Идея, Настоятельный Призыв, Четкое Указание малосовместимы с литературой. Тут уж или одно, или другое. В рецензируемой книге, не без успеха имитирующей прозаические приемы, дидактики все же чрезмерно. С другой стороны, может быть, сегодня именно дидактическая проза, писатель, имеющий миссию и активно предъявляющей ее всему свету, и имеют шанс найти преданного читателя.

Михаил ГУНДАРИН