Умная и весёлая книга

Михаил Гундарин. Солнце всходит и заходит. Жизнь и удивительные приключения Евгения Попова, сибиряка, пьяницы, скандалиста и знаменитого писателя. М., Спб, Пальмира, 2021

По ходу чтения этой книги я публиковал в своей фейсбук-ленте записи, то серьёзные, то не очень, то совсем не серьёзные. Вступал в диалог с автором, благо, мы хорошо знакомы много лет. Ближе к концу четырёхсотпятидесятистраничного текста подумал, что если вдруг после прочтения всё-таки сподоблюсь написать рецензию, буду пользоваться этим дневником чтения. Прошло три месяца. Книга живёт в голове словно своей жизнью. Значит, надо  писать заметки.

То ли с элементами собственной рефлексии, то ли (временами) вообще с чистой рефлексией.

*****

Не мог отделаться от странного ощущения, что автор книги и его герой Евгений Попов сливаются в один персонаж. Иногда сложно было понять, где начинается и заканчивается речь «лирического» героя книги, где начинается и заканчивается речь автора о герое, а где это микс, оливье, винегрет из того и другого. Иногда казалось, что герой книги – это и есть сам автор.

Когда автор был рядом, можно было переспросить: мол, там, где речь о формировании антисоветчика – это о тебе или о герое?

О верстке. Впервые с экспериментальным оформлением диалогов или прямой речи авторов я столкнулся в издании романа ирландской писательницы Салли Руни «Нормальные люди». Вернее, даже не с оформлением, не с его наличием, а с его полным и безусловным отсутствием. То есть диалоги в романе вообще никак не были оформлены (ни тире, ни кавычек, ни перемычек).

В тексте Гундарина  – подобный приём. Прямая речь персонажей и обильное цитирование прежних текстов (журналистских публикаций 60-х годов) и заявлений главного героя книги пунктуационно зачастую никак не оформляются или оформляются не полностью.

Сразу становится понятно, что Михаил Гундарин и Салли Руни – это сила!

Впрочем, иногда прямая речь главного героя оформлена как положено, а не как у Салли Руни. И тогда в Мише силы побольше будет.

*****

«...Приём мерцания автор/герой применён Тараном одним из первых...» (с)

Автор упоминает об одном писателе, но, мне показалось, что в загашнике своего творческого сознания он скромно имеет в виду и себя самого. Ибо! Когда-то точно такой же приём Михаил использовал в своём, можно сказать юношеском (и о юношестве) романе «Говорит Галилей...».

Жаль, что Михаил поздно родился, потому применил не первым, а лишь следуя в фарватере Тарана.

– Миша, ты знал прежде о Льве Таране, творившем ритмизированной прозой, или узнал в процессе написания своей нынешней книге о Евгения Попова?

И диалог о прекрасном состоялся.

Гундарин: Да, приём известный. Именно в 70-х применялся постоянно. Например, Лимонов, Довлатов. У меня совсем другое, автора там нет – (это Миша поскромничал, конечно).

Я: Я не о приёме спросил. Вроде о Таране... или как это там называется: сам-то понял, что спросил? Сразу анекдот про учителя вспоминается. Первый раз рассказал ученикам – сам ничего не понял. Второй раз рассказал – понял сам. Третий раз рассказал – поняли ученики. Давай двумя «разами» обойдёмся. О Таране давно прознал? 

Гундарин: И кто же здесь учитель, стесняюсь спросить?

Я: Не стесняйся.

Гундарин: Ты про прием тоже говорил – это важнее. А о Таране я действительно узнал у Попова – прочитал, правда, давно, ещё в 90-х.

…Не верите про этот «литературный» диалог? Загляните в мою фейсбук-ленту.

*****

О «мерцании» героя.

«То, что настоящий Евгений Попов сказать не может, чтобы не обидеть кого, его литдвойник говорит запросто. Вот и в «Билли Бонсе» Евгений Попов подчёркивает, что главное действующее лицо (рассказчик) совсем даже не он. Более того, он делает заявления типа [далее – особенности оформления текста в книге – В.Б.]

… я, автор, решительно отмежёвываюсь от этого озлобленно-утилитарного взгляда на современный литературный процесс. Это мой персонаж распоясался, а я совершенно по-иному думаю, товарищи! Персонаж же мой – завистник и комплексушник!»

Известный приём: я не я и чемодана не моя. Срывая все и всяческие маски, не забудь надеть маску на своё лицо. Но всё равно «я» есть «я». Как говорится, бороду-то можно сбрить, но умище-то куда девать?

*****

Есть в книге один отрицательный герой-писатель: «...лукавый старец Даниил Гранин, исключавший меня [Евгения Попова] из Союза писателей». Бумеранг прилетел Гранину много лет спустя, когда Гранин претендовал на роль начальника Русского ПЕН-клуба.

«… — Лично я не могу вам доверять, — вскочил я [Евгений Попов]. — Вы меня дважды из Союза писателей исключали, один раз в моем присутствии...».

Подозреваю, что по новой (в обратную сторону) после публикации этой книги бумеранг уже не прилетит.

Но, в основном, герои в книге положительные и даже «больше чем».

Ни автор, ни его герой порой не скупятся на эпитеты, похвалу и раздачу «орденов» (раньше это были бы ордена вождя мирового пролетариата Ленина, а нынче, пожалуй, – Святого апостола Андрея Первозванного): талантливый тот, великий сей, гениальный этот, а некто – даже суперзвезда. О некоторых великих и гениальных я, стесняюсь признаться, и слышать никогда не слышал.

Конечно, мой оценочный пассаж к Анатолию Васильеву не относится – этого творца знаю. Но правда ли он гениальный или, может, просто очень талантливый? Или ещё проще: ближайший друг героя книги Евгения Попова?

А может, действительно все упомянутые в книге персонажи великие, талантливые, гениальные и вообще суперзвёзды. О вкусах и цветах не спорят. Да и гусь свинье не товарищ.

А если серьёзно и если отставить в сторону «величие», «знаменитость», «гениальность», «Всемирную известность», «суперзвёздность» в творчестве разных героев книги, то по-человечески (разумеется, из авторского описания) ближе всего мне представляется Александр Кабаков. Повторюсь: именно из описания и ремарок, сделанных по тексту книги, ибо я Кабакова как личность совсем не знаю, а из его творчества знаком только с «Невозвращенцем». В книге же на одной-полутора страницах представлен привлекательный человеческий образ.

*****

Фраза «многие рассказы [вместо «рассказы» могут быть варианты – В.Б.] переиздаются и по сей день» могла бы стать эпиграфом ко всему тому. По меньшей мере с десяток вариантов/вариаций этой фразы по ходу текста я поначалу и насчитал, но потом считать прекратил (то ли сбился со счёта, то ли она перестала употребляться.

Ловил блох?

Многие...? Переиздаются..? По сей день?

Хм… неужели правда?

*****

Вот автор описывает, как его герой приехал к супостатам и оказался «в знаменитом русском институте армии США в городке Гармиш-Партенкирхен… в этом сугубом военном заведении [США], расположенном на территории Германии». Герой книги там активно тусуется и, судя по всему, очень неплохо себя чувствует. Дальше слова героя, цитирую (и прошу прощения за длинную цитату):

 «…Как вспоминает наш герой, «Меня туда сосватал прислуживавший там бывший советский офицер-невозвращенец, с которым меня познакомил Кублановский. Фамилию его я не скрываю, а просто-напросто не помню. Он был, если честно сказать, графоман, однако не окончательный, не хуже, но и не лучше средних советских из ЦДЛа. Меня он уважал за «МетрОполь», я был для него знаменитость. Американских военных он уважал еще больше и называл их «наши офицеры». Чем-то он мне неуловимо напоминал, извините, «полицая» из все тех же советских, но в данном случае фильмов «про войну». Я был поражен, увидев полный зал военных и среди них даже одного адмирала в белом кителе. Мне было странно, но они знали практически все заметные советские писательские имена и задавали вполне осмысленные с точки зрения их профессии вопросы. Например, сталинист ли Распутин и подвергнутся ли после неудавшегося путча репрессиям писательские ортодоксы Марков и Михалков. Фантастика! Альпы, Цугшпитц, Георгий Марков, Сергей Михалков, лектор Евгений Попов, адмирал в белом кителе. Мне зачем-то долго объясняли, что он не из США, что это – австралийский адмирал. Да мне-то какая разница! Библиотека русских книг и журналов была у них замечательная, а развеселило меня еще и то, что в коридорах «шпионской школы» висели типовые советские военные плакаты, наставления и изречения. Еще вспомнил, что беглый офицер-невозвращенец приехал к нам на виллу Вальдберта ровно 21 августа с большой бутылкой виски из армейского магазина, «где цены ниже чем даже в дьюти-фри».

Далее герой книги, не моргнув глазом, распивает на вилле спиртные напитки с этим «полицаем», дискутирует о литературе, ходит в горы («время от времени»), чтобы окунуться в озере.

Рассказывая о лекции для американских военных в Русском институте армии США и характеризуя при этом некоего офицера-невозвращенца неким словцом, герой книги будто и на самом деле не понимает, что со стороны он выглядит если не ровно таким же, то как-то уж... столь же ассоциативно.

Плохо знать разные умные, но банальные термины: например, словцо «аллюзия».

*****

Опять извиняюсь за длинную цитату, характеризующую период, когда генерал Лебедь стал губернатором моей родины – Красноярского края (конец 1990-х – начало 2000-х годов) :

«Так как Лебедь раньше был в Приднестровье, когда он начал командовать Красноярском, он много своей свиты из Приднестровья привёз в Красноярск. Они правили так: неделю они были в Красноярске, а в пятницу садились на самолёт и улетали в Москву, где у них были квартиры, дачи и всё такое. Мне рассказывали, что они жили как королевский двор в изгнании, потому что все верили, что Лебедь скоро станет президентом. И у них была женщина, которая носила официальный титул "Казачья мать". В Красноярске был Серый дом (бывший Крайком КПСС), при Зубове туда можно было спокойно войти, а тут, когда пришёл Лебедь, поставили охрану, милицию (полицию в обновленной России еще не изобрели) и всё такое.

Если человек собирался открыть киоск по продаже жратвы, тогда он шёл с полным пакетом подписанных документов официальных к чиновнику, а чиновник его спрашивал: "Ты у Казачьей Матери был?". Если этот предприниматели не был, то его посылали к Казачьей Матери, она была какая-то юродивая и начинала спрашивать о том, кем он сам был, кем были его родители, что он хочет делать, чем хочет заниматься. Задавала странные вопросы, когда предприниматель возвращался к чиновнику и отвечал, что казачья мать сказала ему "любо", тогда ему одобряли этот ларёк, хотя, изначально все документы были официальные и подготовленные…»

…Никогда я прежде, общаясь с друзьями-знакомыми, в том числе и работавшими при Лебеде и с ним, не слышал про «Казачью мать». Интересно было узнать, это байка, выдаваемая Евгением Поповым за быль или, и правда, быль? Быль или «былина»?

Написал об этом пост в фейсбук: мол, дорогие красноярцы, кто-то что-то об этом знает? Дескать, откликнитесь, удовлетворите здоровое любопытство нынешнего москвича. И тегнул своего приятеля Алексея Мещерякова, в то время председателя правления Красноярского регионального отделения Союза писателей России (а может, к тому времени он уже и покинувшего свой пост): «Вот Лёша наверняка знает – он всегда про красноярскую политику всё знает. А? Что скажешь, друг?»

Но друг Лёша не заметил моего вопроса или сделал вид, что не заметил.

Так я до сих пор и в сомнениях.

*****

Вот странности нашего бытия! Пересечение виртуальной и реальной жизни: книги и действительности.

...Михаил несколько раз упоминает и цитирует создателя и главного редактора журнала «Золотой век», «видного поэта» Владимира Салимона.

Читал и в этот момент мне вспоминался относительно недавний эпизод на банкете, приключившемся после стихотворного вечера «На двоих» в библиотеке Чехова.

Гундарин с бокалом вина долго общался с каким-то очень пожилым дядечкой, после чего к ним подошёл я и тоже стал общаться . В какой-то момент по какому-то (не помню по какому) поводу я сослался на Михаила, словно на давнего знакомца самого Салимона:

– Да я и Мишу-то не знаю... – была мгновенная реакция очень пожилого, но видного поэта (мол, чего толку на него ссылаться, он для меня не авторитет).

Челюсть у меня отвиснуть не успела, ибо до меня мгновенно дошло, что они на банкете и познакомились (просто их оживлённую беседу я принял за старинное знакомство), но прежде Михаил был любителем его стихов и тех образов, которые Салимон в своих стихах создал.

Салимон – это, так сказать, одна из частностей книги. Вообще литературная (в именах, фамилиях, а иногда и в отчествах) и зачастую политико-идеологическая палитра, в которой творил Попов в тот или иной период своей жизни, представляется автором в достаточно «объёмистом объеме». Да и как без этого! Не в вакууме же рождалось слово...

В попойках и запоях.

Впрочем, и по трезвости тоже.

*****

«Лирическое отступление» для разрядки международной напряжённости.

Цитата из книги (прямая речь Евгения Попова):

«…Я взял свою собственную повесть «Зеленые музыканты», написанную в 1974 году, с помощью которой я надеялся въехать в советскую литературу. Почему и сочинял эту повесть «прижав уши», недоговаривая, а кое-где и, пардон, «подмахивая» эпохе. Тем не менее волчьи зубы не спрячешь, меня раскусили, и повесть валялась аж до 1996 года, когда мне пришла в голову очередная безумная идея: снабдить ПЯТИДЕСЯТИСТРАНИЧНЫЙ текст ТРЕМЯ СОТНЯМИ страниц комментариев и объяснить, что это - юношеское сочинение будущего КОНФОРМИСТА из народа, ныне одного из самых могущественных людей страны, вовремя излечившегося от неуместного писательского недуга. Комментировалась буквально каждая строчка, и всего комментариев было ровно 888. Не знаю, кстати, что означает это число в символах и мифах».

Мы знаем: по данным лженауки нумерологии «С психологической точки зрения восьмерка рассматривается, как мудрость и терпение, а комбинация из трех восьмерок утраивает силу данных качеств…».

Я знал точно, что у меня в фейсбук-френдах есть те, что считает нумерологию наукой, а себя видными нумерологами. Решил проверить, возмутятся ли, если я запощу эту цитату в своей доступной всем ленте.

Запостил. Никто не возмутился, а кое-кто даже полайкал.

Знать, правда, лженаука.

*****

Однажды сказав А, не забудем сказать и Б. О политико-идеологической палитре.

Сам автор книги является действительным членом Русского ПЕН-клуба. Однако если не громит, то издевается (изредка и подтрунивает) и над прошлым Русского ПЕН-клуба, и над публичными документами международной/зарубежной организации.

И чего тогда сам туда вступал? Резонный ведь вопрос к его персональному делу?

Или тут такой подход: дескать, Международный ПЕН-клуб плохой, а сегодняшний родной и посконный, с дымом отечества – хороший, мол, сладок и приятен? Или ещё проще, совсем просто: взять раскрученный мировой бренд и попользоваться им, приспособив к своим нуждам и взглядам?

И для пиара хорошо: мол, так и так, я, дескать, член ПЕН-клуба.

В былые времена членство там точно было очень модно. А сейчас-то чего? Прошли иные или опять наступили?

…Собственно говоря, с тех пор международные и зарубежные супостаты с отечественным ПЕН-клубом и борются. Для чего? Дословно: «...чтобы нейтрализовать наглядное влияние Русского ПЕН-центра на российскую и мировую общественность...» (с)

Я бы не побоялся и высказался ещё смелей: на прогрессивную мировую общественность!

Кстати, определение «прогрессивный» употребляется в книге не столь уж редко. Правда, скорее не в тексте автора, а в прямой или косвенной речи его героя. В разного рода иронических контекстах.

*****

«Незаконные собрания», «фальшивые письма», «не гнушались», «прямая клевета», «лондонские покровители», «прямой подлог», «выдавая желаемое за действительное».

Такова лексика ближе к концу книги.

Всё это – уже оценки автора книги. Тут вроде соития автора с его героем не наблюдается. Автор сугубо от себя шпарит. Так сказать, к концу книги раздухарился. Раззудись, плечо, размахнись, рука! 

По сути тут весь известный советскому человеку терминологический набор. Истинно поэтический и, разумеется, совсем не пропагандистский.

Набор... Неважно, с каким знаком.

То ли о писательстве, то ли об идеологической борьбе, то ли...

И всё это в рамках описания борьбы за власть в Русском ПЕН-центре.

Настоящие русские писатели, чего уж!

Впрочем, времени прошло много, сегодня весь этот словесный набор может выглядеть очень даже свежим (только-только с грядки).

*****

В одном месте автор и его герой явно заплутали в трёх соснах.

Или я заблудился в двух елях.

Вот закрыли газету «Столичная вечерняя», финансируемую большими деньжищами Чубайса (РАО ЕЭС). Герой книги получал в газете «немыслимую по тем временам зарплату – две тысячи долларов США».

А закрыли тогда:

1. когда она стала «знаменитой, самоокупаемой и ее раскупали со страшной силой» (столь популярной в народе газета стала, видимо, потому, что там публиковались тексты нашего героя);
2. когда «издавать газету стало не на что».

Чудны тела твои, о Господи. С одной стороны, стала самоокупаемой (самоокупаемая – это если уже могла обойтись без денег Чубайса и жить самостоятельно на рознице и/или рекламе), а с другой – издавать её стало не на что.

Что ж, наверное, и так тоже бывает.

*****

Об истинной «интеллигентности».

Так герой книги видит интеллигентного большого милицейского чина, пренебрежительно отзывающегося о… обозначим мягко… о простом человеке:

«…Я обнаружил еще одно удивительное совпадение – чем выше чином был сотрудник милиции, тем он был интеллигентнее. Когда я спросил одного полковника в Перми, как участковому сержанту пришло в голову издеваться над подростком с симптомом дауна, он ответил: «Да что же вы от него хотите? Это же быдло полудеревенское. А держим только потому, что работать -то больше некому…»

***

Диалог в месенджере 10 мая 2021 года.

Я: Прочитал! Годится! Любо!

Гундарин: Осилил? Ну, и хорошо.

Я: А что такое? Почему «осилил»? Я первый, кто «осилил»? Я именно читал, а не осиливал и не пробегался глазами.

Гундарин: Я и говорю, хорошо.

Я: Разъясни мне. «Роза есть роза есть роза. Россия есть Россия есть Россия». Тут спрятан какой-то глубокий потаенный смысл или это тоже особенности корректуры[1]?

Гундарин: Смысл. Первое из Шекспира. Второе из Попова. Такой круг доказательств, логический Уроборосс. Как у Вознесенского матьтьмаматьтьма. Ну и намёк на эпиграф к «Дару» Набокова.

Я: Ок. Не знал, честно говоря. Но заподозрил неладное!

Гундарин: Россия объясняется только Россией.

Я: Ну, да. А Китай только неКитаем.

Миша: Китай – общими азиатскими правилами, как в анекдоте: прищурились. А в Россию можно только верить.

Вот, собственно, и всё. Хотя нет.

И я «померцал», а потому особо подчеркиваю, что главное действующее лицо (рассказчик) совсем даже не я. И как автор решительно отмежёвываюсь от этого озлобленно-утилитарного взгляда на книгу. Это мой персонаж распоясался, а я совершенно по-иному думаю, товарищи! Персонаж же мой – завистник и комплексушник.

…Знакомый прозаик рассказал о двух стандартах (или клише), по которым некий рецензент пишет отзывы на разные творения (за точность цитирования не ручаюсь, но за смысл зуб даю):

Стандарт первый. И тут хорошо, и тут хорошо, и в этом месте замечательно, и в этом тоже, но всё-таки книгу читать не советую.

Стандарт второй. И тут плохо, и тут плохо, и в этом месте скверно, а вот тут ещё хуже. Но книгу надо прочитать обязательно.

Когда я закончил читать про солнце, которое то всходит, то заходит, у меня появился третий стандарт. И тут хорошо, и там плохо, и в этом месте прекрасно, а там совсем скверно. Но книга – пальчики оближешь, читается на одном дыхании, несмотря на свои 458 страниц. Каков стиль! А как речь-то говорит – словно реченька журчит!

Я проглотил ловко и быстро.

Читать, батеньки вы мои! Непременно читать! И второе, и третье издания делать (дополнительный тираж)! «Дабы народ видел» (с)

Невероятно умная и весёлая книга с фантасмагоричным окончанием: поток сознания сильно пожилого человека в трезвом уме и твердой памяти (попойки и запои давно ушли в прошлое).

[1] В книге много технических «очепяток».