Романтический гений Шумана

«Музыка доставит Вам бессмертие»

Как только весть о решении Шумана посвятить себя музыке дошла до учителя, почтенный старик прислал ему письмо, выражая свою радость светлыми пророческими словами: «Мир в Вашем лице обогатится еще одним великим артистом, и музыка доставит Вам бессмертие. Это мое твердое убеждение».

До окончания Гейдельбергского университета оставалась половина пути, когда Роберт Шуман без сожаления покинул этот храм науки. Он был счастлив – перед ним расстилалась светлая дорога, ведущая к музыкальному олимпу.

Давнишняя мечта, подавленная в угоду матери, вспыхнула в нем с прежней силой. Пламя ее разгорелось не без влияния гениального Паганини, чье вдохновенное исполнение вернуло юноше потерянный рай. Теперь он сознавал, что вся его жизнь была лишь двадцатилетней борьбой между поэзией и прозой, музыкой и юриспруденцией…

В семье книготорговца Фридриха Августа Шумана до появления последнего сына никто не помышлял о музыке. Скорее можно было ожидать, что Роберт (так звали пятого ребенка) будет в отца – с поэтическим дарованием. Богатая натура мальчика проявилась рано – в сочинении стихов, комедий и трагедий. А в семилетнем возрасте, когда начались занятия с органистом Кунтшем, он пробовал свое детское перо и в музыкальных композициях.

Долгое время поэзия и музыка делили престол души гениального ребенка, и трудно было предсказать, какое из двух искусств станет главным. И однажды, услышав выступление пианиста Мошелеса, юный романтик сделал свой выбор в пользу музыки.

В 1828 году Шуман окончил гимназию, и нужно было определяться на дороге жизни. С ранней смертью отца музыкальные устремления Роберта лишились всякой поддержки. Мать, наслышанная о печальной судьбе Моцарта, Бетховена, Шуберта, была настроена против профессии музыканта.

Выбрав юриспруденцию, Шуман поступает в Лейпцигский университет. Но принесенная в жертву музыка продолжает сохранять главенствующее значение в жизни студента-юриста. В этом чужом городе все против души – и Лейпциг, это «отвратительное гнездо», и ненавистная холодная наука, которая «пришибает своими ледяными определениями».

«Я прощаюсь без слез с наукой»

Но вот он знакомится с великолепным педагогом Фридрихом Виком, у которого начинает брать фортепианные уроки. С этих пор квартира Шумана превратилась в маленькую консерваторию, где звуки музыки не умолкали, а юридические книги вытеснялись творениями великих жрецов Эвтерпы.

К сожалению, за недостатком времени у Вика занятия с новым учеником продолжались недолго. Вместе с окончанием уроков исчезла вся прелесть и смысл лейпцигского пребывания. Недолго думая Шуман решил перевестись в Гейдельбергский университет, куда его звали друзья – большие любители музыки.

Если для науки у Роберта не хватало времени, то музыке он отдавал целые сутки, одну за другой сочиняя мелкие пьесы, которые позднее войдут в его циклические сборники.

Заручившись согласием матери, Шуман пишет Вику с просьбой вновь принять его в число своих учеников: «Я прощаюсь без слез с наукой, которую не любил и почти не уважал, но я гляжу не без страха на длинный путь, ведущий к той цели, которую я себе наметил. Я доверяюсь Вам, я отдаю Вам себя; никакое порицание меня не обескуражит и похвала не сделает ленивым».

Вернемся к началу повествования, где мы оставили мечтателя Шумана на пути из Гейдельберга в Лейпциг, куда он спешил к Вику. Несостоявшийся юрист желал только одного – быть концертирующим пианистом. Но чрезмерные многочасовые тренировки, неестественная растяжка пальцев при помощи самодельного механизма привели к неизлечимой болезни рук и вынужденному отказу от пианистической карьеры.

Шуману пошел 22-й год, когда ему пришлось в третий раз менять свой жизненный план. Не теряя времени, он обратился к изучению теории, в которой чувствовал большие пробелы. Но вот интересный факт: не зная теории, молодой композитор писал довольно зрелые сочинения – вероятно, продиктованные его удивительным гением.

Теперь Роберт тщательно изучает Баха, своего «насущного бога»: «Им я услаждаюсь, в нем нахожу новые мысли». Постигая принципы полифонического письма, он отмечает величайшее мастерство баховских фуг: «У него нет ничего недоделанного, болезненного, все написано на вечные времена».

Романтик Шуман любил музыкальные головоломки и загадки. В 1830 году появляется его первый композиторский опус – фортепианные «Вариации на имя Абегг». В их теме зашифровано имя девушки, каждая буква которого соответствует определенной ноте.

Музыкальный критик

Неутомимый, ненавидящий праздность, Шуман не довольствовался одной музыкой и вскоре нашел новый источник деятельности, проявив еще один талант своей одаренной натуры – критический.

Со смертью Бетховена музыка в Германии стала приходить в упадок и со временем утратила свое серьезное направление, впав в «классически-романтический полусон». Сцену наводнили артисты-виртуозы, игра которых основывалась исключительно на внешнем блеске. Поэзия и внутренний смысл искусства как будто были утрачены не только исполнителями и публикой, но самой критикой.

Такое печальное положение дел обязывало Шумана стать во главе «Новой газеты». Открыв это издание в 1834 году, блестящий критик вместе с единомышленниками продолжал его в течение 10 лет.

В своих публикациях он представлял миру неизвестных композиторов, в частности 20-летнего Брамса, «молодого человека, у колыбели которого стояли Музы и Герои».

В Вариациях на тему «Дон-Жуана» Шопена, тогда еще начинающего музыканта, Роберт Шуман угадал большого художника и в своей восторженной статье отвел ему место в ряду избранных: «Шляпы долой, господа, перед вами – гений!»

Его критическое перо не пропустило имя и великого собрата, благодаря которому Лейпциг стал музыкальным центром Германии: «Мендельсон – бриллиант, упавший прямо с неба; не проходит дня, чтобы у него не явилось несколько мыслей, достойных быть немедленно оправленными в золото».

Эвсебий против Флорестана

Свежий, бодрый дух издания, честность взглядов, доброжелательное, лишенное всякой зависти отношение к товарищам по искусству привлекали симпатии читателей. Сотрудники печатались под псевдонимами, но иногда встречались странные имена. Флорестан, Эвсебий, Раро и Давидсбюндлеры (Давидово братство) долго оставались для всех загадкой. Но наконец все прояснилось – вымышленными персонажами был не кто иной, как сам Шуман.

Убежденный, что таинственность обязательно действует на массу, он создал фантастический мир музыкантов, от лица которых и писал. Этот замысел давал полный простор богатому воображению Шумана и его литературному дарованию. Таким образом, воплотив в Эвсебии и Флорестане противоречивые стороны своей натуры, ему удалось придать публикациям разнообразный колорит.

Мягкий, тонко одаренный Эвсебий старается все смягчить и во всем отыскивает что-нибудь хорошее; пылкий, резкий Флорестан с необыкновенной деликатностью находит недостатки. Соединяющим их звеном является спокойный, разумный мастер Раро, к которому они обращаются за решением своих споров. Что же касается союза Давидсбюндлеров, то он был более чем «духовно-романический и существовал только в голове своего основателя – Шумана».

Пылкое увлечение Эрнестиной фон Фрикен вызвало к жизни его лучшие сочинения – «Симфонические этюды» и «Карнавал», обнаруживающие громадное искусство и изобретательность автора. «Карнавал» и по сей день является одним из наиболее часто исполняемых произведений мировой классики.

Хотя Шуман говорит, что он создавался им с серьезным настроением, мы же слышим карнавальное веселье и оживленную картину праздника. Среди ряженых – Пьеро, Арлекино, Панталоне, Коломбины – встречаются Флорестан и Эвсебий, Шопен, Киарина (Клара), Эстрелла (Эрнестина) и Паганини. «Маскарадная» фантазия сливается с отголосками пережитого, и все чувства, волнующие автора, находят выражение в его лирических страницах.

Любовь поэта

Несмотря на помолвку, отношения Роберта и Эрнестины постепенно угасали и вскоре прекратились совсем. Но конец этой любви стал началом нового чувства и глубокой привязанности к дочери Фридриха Вика – молодой талантливой пианистке Кларе. Однако со стороны ее отца влюбленные встретили непредвиденное сопротивление, побороть которое им стоило нескольких лет испытаний. Их роман, начавшийся в середине 30-х, завершился бракосочетанием лишь в 1840 году.

В это время композитор написал «Концерт без оркестра», «Крейслериану», сборник «Фантастических пьес», фортепианный цикл «Бабочки» и посвятил своей будущей жене Сонату g-moll.

Вдохновляя Роберта на творчество, Клара стремилась разбудить в его чуткой душе святые воспоминания детства и настроить на создание «необыкновенного, причудливого и торжественного». «У меня как будто выросли крылья, я написал тридцать нарядных вещиц, из которых выбрал двенадцать и назвал их “Сцены из детской жизни”». В тонко подобранной последовательности проходит вся детская жизнь, изображенная в музыкальных картинках. Кто сегодня не знает шумановские «Грезы», эту благородно-возвышенную мелодию, ее просветленную грусть и нежную ласку?

Счастливый 1840-й биографы композитора называют «годом песен», когда в духовном порыве Шуман создал свыше 100 песен для голоса и фортепиано, в том числе вокальные циклы «Любовь поэта» (на стихи Гейне) и «Любовь и жизнь женщины» (на слова Шамиссо).

Последующие годы отмечены появлением крупных камерно-инструментальных опусов, в том числе Квинтета для фортепиано и струнных. По красоте и вдохновенности он занимает одно из первых мест среди произведений этого рода после Бетховена. Фортепианную литературу Шуман обогатил Концертом ля-минор, самым блестящим и зрелым его творением.

Деятельность Шумана как критика, сгладившая дорогу стольким талантам, принесла менее всего пользы самому автору, отвлекая от творчества и заслоняя собой музыкальный дар его личности. Как Мендельсон, так и публика привыкли видеть в нем критика – композитора же Шумана знали мало. Оригинальная прелесть сочинений была недоступна их пониманию и не соответствовала вкусам, испорченным пошлым и поверхностным направлением предшествовавшего времени. Попытки Листа приучить к ним слушателя оказались безуспешными. И даже самые близкие друзья Шумана ошибались в оценке композиторского мастерства Роберта. Его творения пропагандировались одной Кларой.

Все это вызывало у Шумана подавленное настроение и длительные депрессии. К тому же его мучили сильные головные боли, слуховые галлюцинации – признаки наследственной душевной болезни.

В 1844 году композитор решился на поездку в Россию, сопровождая Клару в ее гастрольном турне. И в Санкт-Петербурге, и в Москве артистическая чета – пианистка и дирижер – имела у публики самый шумный успех.

По возвращении из России Шуман отказался от издания газеты и, передав ее друзьям, основательно занялся композицией.

«Предпочитаю оставаться самим собой»

Он был велик в малом. Мастер миниатюр, над хрупкими созвучиями которых витали едва уловимые ощущения и поэтические грезы, более всего дорожил своей самобытностью, и ничто его не могло так уязвить, как сравнение с кем-нибудь. «Пожалуйста, – пишет он Кларе, – не называй меня Жан-Полем… или Бетховеном вторым. Я предпочитаю в десять раз больше быть ниже других, но все-таки оставаться самим собой».

В 1856 году, потеряв рассудок, 46-летний Шуман завершил свой земной путь. Слова, сказанные им о Шуберте, могут послужить лучшим заключением его собственной биографии: «Пусть будет он именно тот, кому мы еще и еще раз мысленно пожмем руку. Не горюйте о том, что рука эта уже давно охладела и не может вам ответить, а подумайте лучше, что если есть на свете люди, подобные тому человеку, о котором мы только что говорили, то жизнь наша еще имеет цену».