Нас перевели из Эркнера в Дрезденскую область. 31-й самоходкой едем. Через 100 км сделали привал. В это время наш командир эшелона подполковник указал путь дальнейшего следования, сказал: «Видите товарищи, мы едем на тяжелых машинах по асфальту. На нашей родине мы не то, что по асфальту, даже по шоссейной дороге стараемся не ездить. У нас проезжать по асфальту считается варварством. А что поделаешь, если по краю проедешь, протопчешь поле. А немецкий асфальт наши танки разрушить не могут. Как качественно они его делают!» И действительно, несколько десятков танков ни следа за собой не оставляют. Такая вот Берлин-Дрезден штрассе.
Дорога двусторонняя. Посередине кусты посажены. Для поворота направо и налево на дороге специальные разводные мосты сделаны. Вот что удивительно, поворачиваешь налево, а выезжаешь направо. Самолеты во время войны их бомбили и повредили, только эти мосты не обрушились, а в нескольких местах арматура повисла. А там, где бомба на асфальт упала, только дыры размером с тазик или ведро остались. Вот это асфальт!
Живем в деревне Доленгем. Она небольшая, только сараи и клети у них такие, что ничем не отличают деревню от города. В германских деревнях я не видел ни одного дома, сарая, или бани, построенных из бревен. Все они — из кирпича, а крыши покрыты глиняной черепицей. Поэтому, наверно, старых, покривившихся домов тоже не было. Все сады и огороды огорожены железной сеткой, и нет там домашних животных, бродящих там-сям, да и собак нигде не видно на улице. У них нет пастбищ. Домашние животные зимой и летом у каждого хозяина во дворе стоят.
Каждое дерево и веточка здесь, кажется, на счету: лес чистый, сухостоев нет, и сломанные ветки нигде не валяются, а старые больные ветки обрезают. У нас животных почти не видно в лесу, а в Германии дикие козы, зайцы, лоси не пугаются близкого присутствия людей, не умеют. Горная коза в 30-50 м от тебя может долго стоять. А ведь только что здесь война прошла! Мы хоть не только фашистов, но и немцев вообще врагами считали, но мне все же их жизнь и быт похвалить хочется. У них есть что перенять.
Потом нам пришлось побывать в г. Вюнсдорф в 40 км от Берлина. Мы здесь немало спокойно пожили. На стадионе разные спортивные соревнования проходили. Нас в кинотеатры стали водить, в увольнительную по городу отпускать. А вот какие немецкие кинотеатры были. Контролеры нас встречают, смотрят билет и провожают к указанному месту, говорят: «Божальста, догогой комрад, ваше место». Зал большой, стены высокие, покрытые коричневым бархатом. Каждый шепот сильно слышен.
В конце октября нас перевели в Гамбург через Берлин. Расположились в танковом парке. Для каждой военной машины — отдельная секция. Танки стоят на мостиках, для мытья танков есть брандспойт. Со шлангом в руках открываешь кран, вода выбивается сильной струей. За 5-10 минут один человек танк может вымыть. Мы должны были здесь перезимовать. Воздух там не похвалишь. Хотя и тепло, но от близости моря, наверно, воздух сырой, часто туман землю покрывает.
Я побывал в Берлине, Дрездене, Вюнсдорфе, Гамбурге, Франкфурте-на-Одере.
Было 10 ноября. Меня позвали в штаб. Начальник штаба майор Фиссенко сообщил, что я сегодня же демобилизуюсь. Нас, трех солдат, на грузовой машине проводили до Берлина. Там мы купили билеты на курьерский поезд Берлин-Москва и уехали. Хоть я и коротко описываю, как я уезжал, но в жизни не так было. Много было всяких препятствий. Их как-нибудь опишу в свободное время».
За 4 года войны в СССР было мобилизовано 29 млн. 574,9 тыс. чел. В областях, краях и республиках Российской Федерации за это же время призвано 21 млн. 187,6 тыс. чел. или 71,6% от общего числа всех мобилизованных в стране [1].
Вместо послесловия
«И об этом хочу сказать. В первые дни войны, или оттого, что еще не совсем привык, бывало иногда страшно. Поэтому мы не находили времени писать письма. А потом привыкли вроде бы. Видно, жизнь так устроена. Увидев немецкие трупы, товарищи иногда: «Здесь немцы получили сполна», — говорили. А если наших видели, то говорили: «Хороший человек был. О смерти и не думал. Но не дошел до победы». А сами, в каком состоянии будем, не помрем ли до победы? Мы об этом и не думали, потому что всегда двигались вперед и вперед. Может, это добавляло нам терпения.
Когда проходишь по кровавым полям битв, перешагивая через мертвые тела, с врагом сражаясь на войне, не жалея себя под дождем пуль, оказывается, временно забываешь, что есть родители, есть семья, будущая жизнь, будто нет времени о чем-то жалеть. Все рушится и разбивается. Погибают товарищи, утопая в крови, части их тел разбросаны. Ты не можешь стоять и плакать по ним горькими слезами. И ты стремишься вперед безудержно. Враг стреляет в тебя, убить пытается, но и тогда ты вроде не видишь смерти. Но в тебе растет ненависть. Ты стараешься убить врага раньше, чем он тебя успеет убить.
Но многие думают, что, наверно, нет смерти. И думают, что их жизнь, наверно, будет вечной. Такие и на поле боя себе скарб набирают. Среди наших бойцов были и такие, что и вошью кровь в пользу себе обернут. Были и такие, кто предавал своих товарищей, погибающих от пули или снаряда врага, терявших последнюю кровь в кровавой битве, в одном с ними бою. И такие были: вещмешок перероют — последний кусок хлеба заберут, в карманах пороются — деньги вынут, а фотокарточку семьи разорвут и растопчут. Если таких выродков настигала фашистская пуля, их карманы полны были окровавленными часами, замасленными чайными ложечками, ножичками и перстнями в кусках мяса! Пуля ведь не выбирает. Да, и такое приходилось видеть, когда по приказу командира мы у убитых бойцов документы собирали. Однажды в вещмешке одного бойца [фамилию из этических соображений не называем — З.Р.] нашли отрезанную голову человека. Почему это случилось и как, думать времени не было…
Война закончилась, появилась надежда, что домой живыми вернемся.
20 июля 1945 г.,
написано в палатке близ Дрездена.
…В начале декабря 1945-го на Родину, в родную деревню вернулся победителем».
__________
[1] Население России в XX веке… С. 33
Сост.-комментатор — к. и. н. З. Р. Рахматуллина; перевод В. Ж. Тухватуллиной.