Освобождение Уфы. 25 марта, в день Благовещения, воевода, комендант и все другие начальники с гражданами находились в соборе у заутрени. При самом начале богослужения воеводе донесли, что в селе Чесноковке заметно сильное зарево, слышны пушечные выстрелы и виден во многих местах ружейный огонь. Воевода тайно сообщил об этом коменданту и они уже решились было оба оставить церковь, чтобы сделать какие-либо распоряжения, если потребуют обстоятельства. Как вдруг вошёл в церковь армейский офицер и объявил всенародно: что мятежники пришедшими войсками под начальством князя Голицына и подполковника Михельсона разбиты на голову; но Чика, пользуясь темнотою, успел скрыться с немногими своими сообщниками и прибавил: что войска Её Величества с рассветом прибудут в город.
В ознаменование этой радостной вести, избавляющей город от величайшей опасности, после заутрени отслужили благодарственный молебен. Потом начальствующие начали распоряжаться об отводе квартир для войск, а дружина с несколькими солдатами послана исправлять дорогу через Белую, попортившуюся несколько от распутицы. Утром бедствующие жители встретили с радостными чувствами своих избавителей и в первый раз со дня осады вздохнули свободнее.
Пришедшие на помощь войска состояли из егерей, карабинеров, драгун и полевой лёгкой артиллерии; число их должно быть было очень значительно, если судить потому, что в каждом обывательском доме квартировало не менее 15 человек. Войска эти оставались в городе до июня месяца, а потом под командою князя Голицына отправились по Сибирской дороге для преследования других мятежников. Михельсон же, после освобождения Уфы, пошёл в Табынск, где бежавший Чика и, быть может, Губанов были схвачены и отправлены в Москву. По произнесении над ними приговора в 1775 году их отослали для совершения казни в Уфу. Чике была отрублена голова, воткнута на шест и выставлена на том месте, откуда он делал приступы к городу, а тело сожжено на эшафоте. Губанову на торговой площади отрублена голова и вместе с телом тоже сожжена. Прочие мятежники, по мере вины, были или повешены, или наказаны кнутом. Вместе с сентенцией о казни бунтовщиков, прислан был в Уфу и манифест, заключавший в себе монаршую благодарность за мужественную оборону города, который получил по этому случаю название достопамятного.
Вот безыскусственный рассказ, можно сказать, векового события для Уфы; но, странно, что о нём знают в Уфе весьма не многие, а если и знают, то неясно, сбивчиво и перемешивают события. Так, например, рассказ о расправе с пленными, брошенными в прорубь, хотя некоторым и известен, но приписывается какому-то губернатору или наместнику, который будто бы разведывался таким образом с ворами и разбойниками, ловимыми в Уфе и окрестностях. Существует также предание о Губанове, который будто бы сыновьями своими, оставшимися верными законной власти, был перетащен на канате через реку в осеннее время, когда уже шёл лёд, и после казни похоронен за Белой, где поставлен был потом каменный столб в память злой смерти изменника. Странно также, что как в описании Пугачёвского бунта Пушкина, так и в сентенции о казни бунтовщиков, помещённой в приложении к этому описанию, имени Губанова вовсе не упомянуто. Но существование этой личности не подлежит сомнению как потому, что имя его сохранилось даже в предании, так и потому, что в рассказе Ребелинского, записанном одним из его предков – очевидцев события, действия Губанова описаны довольно подробно. Во всяком случае, когда будет составлено более подробное описание этого бунта, вероятно, всё это разъяснится основательно.
Прибытие в Уфу Суворова1. Вскоре после описанной осады, именно в ноябре месяце 1774 года, прибыл в Уфу, по какому-то поручению Императрицы Екатерины II, знаменитый Суворов. Квартира отведена была ему в доме дворянина и золотопромышленника Ивана Евдокимовича Демидова2. Так как воеводе и коменданту о приезде его было известно заблаговременно, то и приготовлена была ему торжественная встреча; но Суворов, не любивший церемоний, прибыл в город в простой рогожной кибитке и объявил ожидающим его, что он адъютант Суворова, который прибудет сам не ранее, как через два часа. Действительно, по прошествии этого времени появилась другая повозка, но в ней находились одни денщики, которые и объявили, что Суворов уже в Уфе. Таким образом воевода с комендантом принуждены были отправиться к нему на квартиру, где и были встречены им самим.
В то время в городе квартировал Оренбургский драгунский полк, конюшни которого расположены были у реки Белой. Суворов в одну из ночей тайно осматривал драгунских лошадей; свидетелем же этого был только один часовой, которому было приказано Суворовым об осмотре его не объявлять никому. На другой день, потребовав к себе командира и офицеров полка, он сделал им строгий выговор за беспорядок, допущенный ими в конюшне, указав при этом на некоторых лошадей, оставленных на ночь без корму. Полковой командир, поняв из слов Суворова, что конюшни осмотрены лично им самим, пытался узнать, когда и как это было; но все его попытки ни к чему не повели – никто не оказался свидетелем. Когда до сведения Суворова дошло, что его приказание часовой исполнил в точности, он дал приказ произвести его в капралы. Суворов пробыл в Уфе только пять дней и отправился оттуда по пути в Саратов.
Падёж на рогатый скот3. В 1780 году, при воеводе Алексее Петровиче Татаринове, в летнее время появился в городе и его окрестностях первый падёж на рогатый скот, названный простолюдинами уревом. Он совершенно истребил весь скот в Уфе, так что новый разведён был потом от приведённого из око[ль]ных деревень.
В 1782 году, по открытии Уфимского Наместничества и разделении его на две губернии или провинции – Уфимскую и Оренбургскую, город Уфа получил значение губернского, областного или наместнического.
В 1789 году учреждено в Уфе главное Народное училище, первыми директорами которого были: Коллежский Советник Кобрит и полковник Фёдор Арапов.
В 1796 году, при преобразовании Уфимского наместничества в Оренбургскую губернию и назначении города Оренбурга губернским, Уфа утратила значение областного и переименована в уездный.
В 1799 году учреждена в Оренбургской губернии епархия и Уфа сделалась городом епархиальным.
В 1800 году она снова переименована в губернский и губернские присутственные места переведены сюда.
Первый большой пожар в Уфе. 1816 год был для Уфы очень неблагоприятен; урожай хлеба и овощей был самый посредственный; в городе происходили частые пожары, из которых самый страшный случился 12 мая. Пожар начался в 8 часу утра в Казанской улице, от бани небогатых купеческих девиц Иконниковых. Усилившись действием сильного северного ветра, он распространился на большое расстояние и истребил 248 домов; в том числе сгорела деревянная приходская Рождественская церковь и сильно повреждён старый каменный собор. Жар был так силён, что на первой растопились четыре колокола (из которых самый большой весил 42 пуда), на втором – два небольших; остальные же хотя и спасены, но разбиты. Иконостасы и все церковные утвари успели однако ж вынести.
Кроме того, вместе с другими истреблены огнём: компанейский дом с винными подвалами и с пятью питейными домами, старый гостиный двор4 со всеми мелочными лавками, кожевенные и мясные ряды, харчевня, дом уездных присутственных мест, старый каменный Вице-Губернаторский дом и один мост, называемый ногайским. При этом пожаре погибло множество домашнего скота, птиц, собак и кошек. Говорят, что жители, для спасения своего имущества, сваливали его в овраг, по которому протекает Сутолка; но выше находившаяся плотина также загорелась, и прорвавшаяся вода унесла всё сброшенное имущество в Белую, большую часть которого, говорят, перехватили жители Чесноковки, собравшиеся на том берегу.
Второй большой пожар. В 1821 году случился ещё более гибельный пожар. Причиной ему послужило следующее обстоятельство. В то время в окрестностях появился падёж на рогатый скот, для предупреждения которого считалось полезной мерой зажигать навоз как при въезде, так и около городов и селений.
Так поступили и в Уфе. Около Белой, в овраге, подходящем близко к большому деревянному, недавно выстроенному зданию присутственных мест5, свалено было много навоза, часть которого выходила наружу и достигала почти до самого здания. Навоз этот и зажгли. Горение его продолжалось довольно долго; надзор же за этим был самый небрежный, так что ещё за неделю до пожара едва не загорелось. Однако ж и это не вразумило: никаких мер к предупреждению не было принято, и навоз продолжал себе гореть без надзора. Наконец 1 июня, в 11 часу утра, огонь незаметно добрался до здания, быстро охватил его и оно сделалось первою его жертвою. При начале пожара ветер был юго-западный, потом переменился на западный, подувший прямо на город. Пламя от горевшего здания сообщилось близлежащим домам, а так как сила ветра была чрезвычайно велика, то целые головни переносило на огромное расстояние и пожар, распространившийся вдруг в разных местах, истребил половину города. В числе прочих строений сгорели винные, соляные и провиантские магазины и две приходские церкви. При пожаре многие из жителей лишились всего своего имущества и одна часть их принуждена была жить некоторое время за городом, под открытым небом, а другая в ближних деревнях.
После этих пожаров, подобных в Уфе уже не бывало, и город возобновился потом по новому плану, утверждённому, как выше упомянуто, ещё в 1819 году, с широкими улицами и большими площадями; но старая Уфа, уцелевшая от пожаров, сохранила до сих пор свою прежнюю наружность.
_____________
1 Из записок Ребелинского.
2 Дом этот находился на Казанской улице, там, где теперь выстроен новый каменный дом купца Кузнецова.
3 Из записок Ребелинского.
4 Ветер так был силён, что говорят, целые половинки ситцев переносило через Белую.
5 Где теперь Магометанское Собрание.
Продолжение следует…