Куда иголка, туда и нитка

Белые цветы яблонь и вишен, сладкий запах сирени, сквозь переплетенье зеленых ветвей в глубине сада чуть виден тонкий девичий стан, колышутся оборки лилового платья, сбегают по плечам тугие косы. Девушка обернулась, словно почувствовав незнакомый взгляд. Какие у нее сияющие глаза под высокими дугами бровей, маленький круглый подбородок, нежные губы, вздрагивающие от затаенной улыбки...

Такой увидел шестнадцатилетнюю Зухру Мажит Гафури. В тот день он пришел сюда, в двухэтажный деревянный дом на Гоголевской улице в Уфе, заказать наволочку на новую подушку. Хотелось, чтобы она была особенно нарядной, ведь любая обновка в небогатой жизни шакирда (а Гафури учился тогда в уфимском медресе «Галия») становилась почти событием. Квартира, где обитала мастерица, выходила окнами во двор, и, разговаривая с ней, Гафури заметил, как таинственная красавица ступила на крыльцо и скрылась за порогом. Послышались легкие шаги на лестнице, скрипнула дверь соседней комнаты. «Кто это? – спросил он негромко. – Она учится?»

Юная Зухра жила тогда у старшего брата Нуртдина, приказчика в большом магазине Каримовых, и его жены, той самой белошвейки, к которой обратился Гафури, училась в гимназии, а чтобы не обременять тех, кто ее приютил, зарабатывала на жизнь шитьем. Этому искусству она была обучена с детства. Родители ее, оба замечательные портные, работали в имении Джантюриных в деревне Килем. После смерти отца и матери Зухра какое-то время оставалась в доме Салимгарея и Суфии Джантюриных на положении воспитанницы. Как было принято в те времена, она усердно занималась рукоделием, умела хорошо читать и писать арабской вязью, играла на пианино. Вещи, которые Зухра стала шить в Уфе на заказ, отличались тщательностью обработки, отменной точностью кроя и элегантностью. Брат помог ей с покупкой ножной швейной машинки «Зингер».

Мне думается, что приход бабушки Сарби был неслучаен. Может быть, старушка по собственному почину взялась сплести воедино нити судеб двух молодых людей. Может быть, сам Гафури, не в силах забыть нечаянную встречу, попросил ее о содействии. Как бы то ни было, история имела продолжение.

Девушка принялась за работу, а вечером спрятала начатую рубашку в свой сундучок. Всю ночь ее томили непонятные сны. Ей чудилось, что строчка проложена толстыми черными нитками, что по подолу идут какие-то ненужные сборки, что разрез под планку рубашки, который должен заканчиваться на середине груди, продолжен до самого низа. Она просыпалась, бросалась к сундучку, убеждалась, что все в порядке, но когда снова погружалась в дремоту, тягостные сновидения обступали ее со всех сторон. То были вещие сны, в которых юная душа, должно быть, странным образом провидела и жизнь в любви и согласии, и горести, темной тучей омрачившие будущее.

В два дня Зухра, конечно, не уложилась, и бабушка Сарби посоветовала написать записку, извиниться. «Эфенди, – вывела девушка карандашом прямо по изнанке рубашки, – я прошу прощения за то, что не успела к сроку. Зухра».

Рубашка вышла на загляденье. Гафури она пришлась по душе, и он сразу ее надел. Но надписи не заметил. Обратил внимание, только когда настала пора отдавать рубашку в стирку. Карандашные линии наполовину стерлись, но Гафури все же сумел прочесть послание и ответил письмом с благодарностью.

Через год Зухра стала женой Мажита Гафури. Как вспоминал позднее поэт: «...по обычаю того времени 16 августа 1909 года состоялась наша свадьба». Очень дипломатичная оговорка! Мусульманский обряд «никах» в советское время нельзя было упоминать. И дальше: «После свадьбы мы сняли квартиру и начали совместную жизнь. Она украсила комнату накидками, связанными и сшитыми собственными руками, и мы зажили в радости, спокойствии и любви...»

И позже Зухра Камалетдиновна не забывала об уюте. В музее поэта, который, по странному совпадению, находится через дорогу от того дома с садом, где состоялась их первая встреча, и сейчас можно видеть салфетки, дорожки, накидки, наволочки, сшитые ее неутомимыми руками.

Вот белые наволочки, отделанные мережкой и затейливыми гипюрами. Здесь нити ткани выдернуты в вертикальном и горизонтальном направлениях, оставшиеся собраны в пучки, а в уголках, где получились пустые квадратики, иглой вышиты изящные сквозные узоры. Понизу подзоров выполнены гипюры с настилом и перевитью по разреженным нитям ткани.

Вот маленькая салфетка с вязаным краем, что накрывает швейную машинку. В наше время рисунок не повторить: нет ни таких гладко отшлифованных тонких крючков, ни таких крепко ссученных катушечных ниток. Без них вязание будет рыхлым и неровным.

Тепло любящей души прекрасной женщины было некогда вложено в это рукоделие. Не сосчитать, сколько дум передумано за кропотливой работой, сколько светлых или грустных мыслей пронеслось над пяльцами с искусно вышитым узором. Их и сегодня можно уловить в тишине музейных залов, если только очень прислушаться.

Крепко-накрепко оказалась связана судьба поэта с судьбой его избранницы, как связаны были изначально их имена: Мажит значит «могущественный», это имя, достойное созидателя и воина, Зухра – «утренняя звезда», освещающая ему путь.